Всё это уже было, было; не совсем так, но с настолько впечатляющими параллелями и пересечениями, что диву даешься. Вот, например, одно из этих «было».

Оговоримся сразу – масштабной трагедии, подобной той, что имела место почти 800 лет назад, у нас пока не произошло. Так пока и не закончилось... А тогда, в XIII веке тоже начиналось малыми жертвами.

Крестовые походы, последовавшие за Клермонским призывом папы Урбана II, на полтора столетия превратились в навязчивую идею тогдашней Европы. Причин множество, не последняя из них – возмущение христианского мира тем, что палестинские святыни оказались в руках «понаехавших» мусульман. Собственно, и до Первого похода небольшие группы рыцарей отправлялись в паломничество с оружием – поклониться святым местам и подраться, к вящей славе Господней, с неверными (собственно, значительная часть футбольных фанатов, отправляясь на стадион, неизвестно, что именно предвкушает больше – победу любимой команды или схватку с фанатами противника и милицией; впрочем, известно, что…).

Разумеется, свои виды на крестоносное движение были у церкви. Перспектива воссоединения восточного и западного христианства, очередные аргументы в споре о примате духовной власти над светской с императором Священной римской империи и другими монархами и многое, многое другое двигали папой Урбаном II и его преемниками. Остается гадать (ну и догадываться, конечно), какие перспективы и хитроумные комбинации заставляют нашу власть не только терпимо относится к фанатскому разгулу в форме «Русских маршей», но и заигрывать с этой жутковатой стихией; одно лишь несомненно – налицо не простое духовное родство, эти перспективы – есть, есть…

На первых порах на стороне крестоносцев были и отсутствие единства среди мусульманских правителей, и Ее Величество Удача. Святые места были освобождены, на Ближнем Востоке возникли христианские государства. Европа, так сказать, «поднималась с колен» под восторженное улюлюканье толпы и здравицы с амвонов. Однако единство противника оказалось вопросом времени, а Удача – вообще дама переменчивая… Неудача Третьего похода, возглавляемого самыми блестящими королями-рыцарями, и кошмар Четвертого, закончившегося разграблением христолюбивым воинством единоверного Константинополя, посеяли в обществе ощущение, что не только в Датском королевстве, но и южнее не все благополучно. «Видя, как вера христианская безгранично попирается всеми – и духовенством, и мирянами, как владетельные князья беспрестанно воюют меж собой, то одни, то другие – в раздорах друг с другом, миром повсюду пренебрегают, блага земли расхищаются, многие несправедливо содержатся закованными в плену, их бросают в ужаснейшие подземелья, вынуждая выкупать себя за непомерную плату, либо подвергая там тройным пыткам, то есть голоду, жажде, холоду, и они погибают в безвестности; видя, как предаются насильственному поруганию святыни, повергаются в огонь монастыри и села, не щадя никого из смертных, насмехаются над всем божеским и человеческим…» — так описывает атмосферу и обстановку образованный современник (не правда ли, как будто бы наш с вами?).

Богатство церкви росло, как на дрожжах и пропорционально этому умножались ереси, призывавшие к бедности священства (и их уже тогда воспринимали как угрозу существующему благополучию всех порядочных людей); воины, основавшие духовно-рыцарские ордена, занялись сопровождением паломников и грузов, зарабатывая на этом огромные деньги. Раскол внутри христианского мира (ну, совсем как на постсоветском пространстве) увеличивался, а мусульмане свой, напротив, преодолели, и территория ближневосточных христианских королевств неуклонно сокращалась.

Церковь во главе с одним из самых ярких пап, Иннокентием III, прилагала большие усилия к тому, чтобы вдохнуть жизнь в крестоносное движение. Однако призывы эти не встречали никакой ответной реакции, кроме одобрительного рева толпы, да и тот становился все тише. Распространялось убеждение, что святое дело могут спасти только те, от кого не отвернулся Господь – бедные и маленькие.

В мае 1212 года в центральной Франции двенадцатилетнему пастушку по имени Стефан явился странствующий монах, поведавший мальчику, что он избран Всевышним для святого дела – во главе небывалого детского (ибо «от уст младенцев исходит сила на врага») воинства освободить Иерусалим. Оружие не брать (победа не за силой, а за святостью), идти к морю, и оно расступится перед безгрешными. Он вручил онемевшему мальчику письмо к королю Франции и исчез. Назавтра Стефан отправился в аббатство Сен-Дени под Парижем, где несколько дней подряд выступал перед паломниками и их детьми. Результатом его проповедей стало стихийное формирование детских отрядов по всей Франции. Когда Стефан назвал место сбора – город Вандом – туда направились тысячи детей. В деревушках и городках, через которые они проходили, к ним присоединялись другие дети (какая статистика сможет нам ответить, сколько нынешних подростков пришли на Манежную «за компанию»?), и в Вандоме собрались уже десятки тысяч.

А теперь – внимание! – главное: реакция власть предержащих взрослых. Король Франции Филипп II сначала одобрил мероприятие. Он был заинтересован в поддержке Святого престола в борьбе с извечным врагом – английским королем, братом Ричарда Львиное Сердце Иоанном Безземельным, и не прочь был организовать свой Крестовый поход (тем более, что сам в свое время улизнул из Третьего похода, чем немало подпортил себе репутацию), но рыцари не горели энтузиазмом, и сил не хватало. Но когда в стране раздался стон десятков тысяч родителей, король решил подстраховаться и обратился к богословам из Парижского университета; те решительно назвали происходящее кознями дьявола (и, нельзя не заметить, как в воду глядели). Король издал указ, повелевающий детям разойтись по домам. Дети не разошлись (они и сейчас не любят расходиться по приказу), Рим указа не одобрил, эмиссары папы были чрезвычайно активны в укреплении детских душ в их благом упрямстве, и король умыл руки. Иными словами, остановить детей было можно; этого требовали родители и некоторые благоразумные священники. Однако «исходя из сложившейся обстановки, сочтено было нецелесообразным»...

Параллельно аналогичные события происходили в соседней Германии. Там объявился свой вожак по имени Николас (после того, как он услышал об инициативе французских сверстников, ему было видение креста в небе), собравший около 20 тысяч детей под свои знамена. Двумя колоннами они двинулись через Альпы(!) в Италию, где были враждебно встречены местным населением, немцев по целому ряду причин не любившим. Тысячи отстали, тысячи умерли от холода и лишений, несколько тысяч добрались до моря.

Море не расступилось ни в Бриндизи, ни в Генуе, ни в Пизе… Не расступилось оно и перед маленькими французами в Марселе. Странно; ведь они так верили, что избраны, что идут спасать мир по прямому указанию Божию…

Дальнейшая судьба этих детей страшна. Два купца «из христианских чувств» предоставили маленьким французам семь кораблей. На самом деле, они уже договорились со своими мусульманскими контрагентами (торговле вера не помеха) о продаже детей в рабство. Два корабля разбились около берегов Сардинии во время страшного шторма. Пять других доплыли до Алжира. Ни один из маленьких «воинов Христа» не вернулся в Европу, все они остались рабами – слугами, работниками, наложниками и наложницами в Алжире, Египте и даже далекой Персии. Немецких детей разобрали прямо в Италии: девочек – в бордели, мальчиков – на работы. Таковы итоги того, что потом историки назовут Крестовым походом детей.

Во все времена детей обмануть нетрудно. Они с легкостью уверуют в свою Высокую Миссию, они падки на лесть взрослых, они одинаково легко воспламеняются от призывов как добрых, так и пакостных. Им интересно быть друг с другом, а не с занудными, сердитыми, поучающими их взрослыми (да многие из этих взрослых, по правде сказать, действительно невыразимо скучны).

И они неизменно становятся жертвами. Во все времена, в любом случае; даже тогда, когда судьба лично к ним бывает милостива, и вместо смерти в придорожной канаве или на морском дне они оказываются всего-навсего в борделе…