Это, конечно же, отклик на откровение св. Владислава (можно без отчества?), да умножит Аллах его дни. Я давно размышлял о том, что как же так: всех у нас назначают сверху донизу, и только один персонаж с виду как бы не назначается и как бы не выбирается тоже. Это сами знаете кто. Но ведь откуда-то должен же он взяться? Иначе пришлось бы признать, что он сам себе и папа (привет Араму Ашотовичу), и мама, и сам себя родил. Но теперь, раз Он послан к нам Богом, вопросы снимаются. Поскольку опровержения от пресс-службы Самого не было и против св. Владислава не возбуждено дело за клевету, то, значит, так оно и есть — послан свыше, и всё тут. Почему нет? Такое бывало, и ничего страшного не случалось, как правило. Как крамольно заметил кто-то в инете, предыдущего помазанника, когда он перестал ловить сигналы из глубин своего этноса-богоносца, замочили в подвале в Екатеринбурге, с чадами и домочадцами, но это мелочь и, в конце концов, исключение. К тому же каждый последующий помазанник думает, что он умней предыдущего и потому не обязан и не собирается никого слушать. Хотя, конечно, жалко не столько самого царя — он был полковник и отвечал по законам военного времени, — сколько первую леди и в особенности детишек.

Ну дальше там разное — полемика с Юлей Латыниной и опять же откровение:

«А у русского быдла (к которому себя в шутку причисляет лирический герой стиха) есть поговорка —
На Бога надейся, а сам не плошай,
Бери охотничью двустволку,
Картечью ее заряжай».

Тут, конечно, на ум приходит важнейшее политическое событие лета, всего сезона пока что, а может, и всего года, которое явно имел в виду Емелин, — это историческая перестрелка в Сагре, которая, как все уже знают, расположена в Свердловской области. И прославилась благодаря поднявшему шум Евгению Ройзману, которого президентская администрация по какому-то глупому упрямству не нанимает к себе на работу консультантом. Уж не знаю, какие сонные и ленивые мечтатели их там консультируют. Которые дальше Рублевки и Шереметьева от Москвы не отъезжали.

Кстати сказать, хорошо название области — Свердловская. При том что столица этой административной единицы давно уже называется Екатеринбург, или, сокращенно, Ебург. Кто такой Свердлов? А я вам напомню. Этот парень провел геноцид казаков. У людей забирали землю, дома, ссылали их и убивали, рубили головы прилюдно. Как учил нас русский писатель Солоухин, в ходе расказачивания детей убивали на глазах родителей, а родителей — на глазах детей. После этого называть геноцид казаков расказачиванием — это как про холокост сказать, что это было разъевреивание.

Казаки отличались, в частности, тем, что оружие у них хранилось на дому: винтовка, шашка, пика, наган. Грубо говоря, это ковбои, которые сами решали, как им жить. Которые выбирали себе атаманов — поскольку «Единая Россия» еще ж тогда не отменила всех и всяческих выборов. Если б такие люди, а не малахольные питерские большевики взялись обустраивать Россию, то она была б уж всяко не хуже Штатов. Богатства, и свободы, и здравого смысла в ней было б уж точно не меньше. И населения тоже, заметим.

И вот в этом регионе, где у всех, кроме бандитов и ментов, отняли оружие, люди снова потихоньку вооружились. И открыли огонь по бандитам, которые приехали к ним наводить свои порядки. А власть-то как всполошилась! Тут же.

И тут нашлось немало недовольных, которые обвинили власть в том, что она оторвалась от народа. Да не отрывалась она. Она с ним, то бишь с нами, никогда и не была. Я про это подумал, потому что совершенно случайно в эти дни читал книжку Марка Солонина. Называется «Мозгоимение. Фальшивая история великой войны». Этот автор прославился своими книгами «23 июня» и «22 июня» — о том, как Сталин подставил свой народ под страшный удар со стороны фашистов, после чего, кажется, уже ничего исправить нельзя, и мы живем так, как мы живем. Солонин напомнил нам о сталинском приказе № 0428, который вождь подписал 17.11.1941.

«Приказываю:

1. Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40—60 км в глубину от переднего края и на 20—30 км вправо и влево от дорог. Для уничтожения населенных пунктов в указанном радиусе немедленно бросить авиацию, широко использовать артиллерийский и минометный огонь, команды разведчиков, лыжников и подготовленные диверсионные группы, снабженные бутылками с зажигательной смесью, гранатами и подрывными средствами…»

В итоге, как верно заметил Солонин, имело место «массовое сожжение домов, после которого жители оказывались с детьми на 30-градуском морозе». Вот это забота власти о народе!

А вот обращение наркома Тимошенко к жителям оккупированных территорий: «уничтожать врагов повсюду, где их удастся настичь (кажется, я недавно слышал что-то подобное или мне кажется? — ИС), убивать их всем, что попадется под руку… При уничтожении врагов не бойтесь применять любые средства — душите, рубите, жгите (чуть не написал «мочите». — ИС), травите…».

Маршал как-то не подумал о том, что фашисты будут расстреливать по несколько заложников за каждого своего убитого. Думаю, он бы запросто прошел сейчас аттестацию — такой активный, политически грамотный, правильно понимает, как надо защищать элиту от избирателей. Его бы взяли в полицию — не в немецкую, конечно же, а в нашу.

А вот про партизан еще пишет Солонин: «…население начинало стихийно вооружаться и создавать отряды местной самообороны для защиты от «партизан» и наводнивших леса банд вооруженных дезертиров…». Ничего это вам не напоминает? Не думали об этом с такой стороны? И далее смелый вывод: «Немцам оставалось лишь взять под контроль эти вооруженные группы и превратить их в подчиненную им полицию». Вот, даже фашисты разрешали русским иметь оружие для самозащиты. Главное, чтоб в голове все не перепуталось — та полиция, эта полиция… Как только удавка власти на шее широкой публики слабела, население вооружалось и начинало свободней дышать. Верните нам право на оружие, эй вы там, в Кремле! А то позабирали берданки и после лезли с идиотскими советами — рубить фашиста топором… Не надо ждать, когда почки отвалятся, можно сразу пить боржоми.

Я редко читаю так, чтоб одну книгу. Чаще 2—3—4. Кроме Солонина — Солоухина, «Соленое озеро», из которой выше я дал уже цитатку. Про то, как бойцы ЧОН — не только Аркадий Гайдар, но и другие — подавляли восстания крестьян под Тамбовом, стреляли из пулеметов по повстанцам в Башкирии, топили противников продразверстки в прорубях, изымали оружие и мочили заложников. А копни глубже в прошлое — так мы увидим замечательную нашу национальную власть, которая крышевала работорговлю: русских продавали на базаре как собак (до 1861 года). Птичий рынок, нормально? Жалко птичку.

Так что, похоже, не случилось никакого сенсационного отрыва власти от народа, она всегда к нему относилась ровно. Не надо драматизировать ситуацию. Ничего нового. Так было, так есть, и, похоже, так и будет?

В хорватском языке в отличие от русского остался звательный падеж, и если человека зовут Игорь, то его окликают так: «Игоре!» А если Божо, то обращаются к нему так: «Боже». Типа: «Боже, а давай мы с тобой махнем по стакану белого!» А он отвечает: «Давай, Игоре, махнем! Но только по одному стакану». Прости, Господи.

Арт-дилеры, они же какие? Как наркоманы: чуть снизишь накал ознакомления с культурными ценностями, так сразу начинается ломка.

И вот Метелицын понял, отчего проснулся: на первом этаже что-то постукивало и позвякивало, а временами резко грохала разбиваемая посуда. И это в полшестого!

«Наверно, Ленкин племянник спросонья не может найти дверь в сортир – и вот, колотит посуду в кладовке в безуспешных попытках отыскать унитаз, не ровен час обоссыт мой art garbage (запасники)», – подумал арт-дилер. И толкнул в бок жену (в честь которой и названа вилла):

– Твой родственник, ты и иди с ним разбирайся.

Лена подскочила сразу: с Игорем Германовичем шутки плохи, он не любит два раза повторять просьбу, и все его четыре жены (не одновременно, а по очереди) имели случаи в этом убедиться. Как была, в брендовой пижаме, она побежала на звон. А там вместо любимого племянника Сережи Темникова (звезды Лаборатории Касперского, который недавно вернулся с полугодовой стажировки из Штатов) незнакомый парень.

– Может, Сережа привел ночью с дискотеки? – подумала было она. – Хотя нет. Он же убежденный натурал. Может, кто-то приехал? У нас же всегда полно гостей… Да вроде вчера заезда не было, вот только Сережа разве что…

Короче, когда она окончательно проснулась и поняла, что в доме вор, то заорала. Но не бессмысленно «а-а-а!» или там «ой!», а строго и со значением.

– Ты что здесь делаешь? – как бы собирая фактуру на месте происшествия, чтоб облегчить работу местной полиции.

Девушка она решительная, боевая, хрен ее чем испугаешь – ну уж точно не европейским политкорректным домушником. Который, держа под мышкой некий черный предмет, быстро подошел к двери, отпер ее, вышел на улицу – и уж только тогда побежал.

Поднялся и хозяин. Услышав крик, он рванул вниз, чтобы нокаутировать злодея (он же боксер-разрядник, воспитанник знаменитой одесской школы Бахмана, откуда его в свое время выгнали за наглость), однако все уже кончилось.

Вызвали полицию. Мент примчался через 10 минут, бегло осмотрел место происшествия и, поняв, что защищать пока никого не надо, уехал, пообещав к восьми утра прислать серьезную следственную бригаду. Которая и явилась в назначенное время на двух машинах и одном мотоцикле. Половина бригады вскоре уехала, а двое следаков в штатском остались.

Вообще русского человека всегда напрягает вид иностранных полицаев. Они выглядят очень экзотически, у них все не как у людей. Вместо того чтоб быть толстыми, грубыми и злобными, вместо того чтоб ненавидеть клиентов и желать с них слупить бабла, как это заведено в приличных цивилизованных странах, хорватские менты стройны и вежливы. И трудно вообще поверить, что это менты, до того у них одухотворенные лица и человеческие улыбки.

Ментам сразу показали потрясающую вещь, а именно привязанную к перилам террасы собачку. Маленькую, черненькую, с острой мордой и коричневыми подпалинами. Величиной с крупного кота. По всему выходило, что это вор ее привязал, а поскольку его спугнули и пришлось ему рвать когти, он своего друга бросил в беде одного. И вот кобелек теперь сидел и покорно и верно ждал своего хозяина. Метелицыну показалось, что это привет Юрию Росту, этакая постмодернистская инсталляция на тему давнего очерка великого журналиста в «Комсомольской правде» про собачку, которая ждала, ждала хозяина в аэропорту – Внуково, кажется, – да так, не дождавшись, и подохла. И ей поставили памятник.

Чтоб теперешний кобелек не сдох раньше времени, ему кинули сосиску, которую тот после некоторых колебаний сожрал. Манерничать не стал: очень неверен воровской заработок, нелегка криминальная жизнь! Когда еще пайку выдадут…

Я, честно говоря, даже, пардон, порадовался, что наша экскурсия сорвалась, поскольку уж перекормлен культурными ценностями (хоть при слове «культура» рука никуда и не тянется, благо я давно не таскаю с собой волыну), и с чувством удовлетворения пил пиво на террасе. Ну а что, с полным на то правом: был как раз день металлурга, а я в молодости поработал на «Азовстали» в Жданове и в Макеевке на Кирова, каменщиком в управлении «Донбассдомнаремонт». Выпивая так по чуть, я бегло осматривал из кресла место происшествия, ностальгически вспоминая, как в юности был криминальным репортером – ну, это уже после карьеры в металлургической отрасли.

– Признайся, ты ведь уже лет 20 не выезжал на место происшествия? – спросил Метелицын.

И точно, лет 20 уже прошло. Я вспомнил еще выезд на какие-то мутные терки с осведомителями в буфете мотеля «Варшавский», где я пытался выяснить хоть что-то про двух своих дружественных ментов, которых, как после выяснилось, убил Фидель из подольской бригады, а после сам подорвался на своей же гранате, нечаянно, когда его приехали брать…

Следаки, отказавшись от кофе, ползали по совмещенному санузлу первого этажа, снимая отпечатки пальцев.

Мы – то есть хозяева, я, сосед по даче отставник Петрович, служивший когда-то силовиком (ну а что, у каждого есть дачники-отставники по соседству, куда ни плюнь, да хоть в кооператив «Озеро») и взволнованный Ковачевич, душевный человек, который с женой Элизабетой, албанской христианкой (в точности как мать Тереза), приехал помочь, если вдруг что, – сидели на террасе. И обсуждали ситуацию. В новом свете перед нами предстал велосипед, оставленный кем-то у забора виллы с неделю назад. Он теперь будоражил наше воображение с новой силой. Что бы это могло означать? Хозяин, как только подкинули велосипед, посовещался с соседом-хорватом на предмет «а не вызвать ли полицию?». Тот отсоветовал связываться с властями: от них лучше держаться подальше. Тем более что территория по ту сторону забора ничья. Там можно не то что велосипед – самосвал припарковать. Я предложил было вызвать эвакуатор, но это не покатило. Почему вот так бросили велосипед? Осмотрев его, я дал версию: правая педаль была вся в собачьем говне (его тут, как в Париже, не убирают). Хозяин бросил свое вело, когда обнаружил загрязнение, а заберет, как только дожди, редкие тут, отмоют педаль…

Теперь, конечно, было желание связать таинственный велосипед со злодеем:

– Он его тут специально оставил! Например, ночью бы его застукали возле дома. Он сказал бы: я тут оставил велосипед, а теперь вот пришел его забрать. Ну и что, что ночь? Когда захотел, тогда и забрал.
– А почему он молчал, когда хозяйка на него орала?
– Может, он глухонемой?
– Или даже слепой? – предположил я. – Тогда с собакой все понятно, зачем он ее взял на дело: это его поводырь.

В общем, мы пили кофе с пивом и болтали о том о сем, в жанре иронического детектива, когда какие-то тетки-бездельницы расследуют совершенные в дачном кооперативе злодеяния, в модных книжках.

Менты меж тем продолжали осмотр. Значит, вор вскрыл окошко санузла и залез через него в дом. В аккурат под окошком размещалась хлипкая полочка, на которой стояли пузырьки, – вор сорвал полку с дюбелей и высыпал склянки на плитку пола, вот вам и первый аларм. Вдруг хозяйка вспомнила, что полочку подарил на новоселье как раз сосед-отставник! Даритель ее сперва лично выпилил лобзиком из останков какого-то ящика, потом разукрасил приклеенными ракушками, после чего приладил это все при помощи ручной дрели к стенке в выбранном им месте.

– Ну ты даешь, Петрович! – похвалил его я как ветеран криминальной журналистики. – Грамотно работаешь. Не зря тебя партия отправила за рубеж. А как ты иголки под ногти загоняешь, наверно, просто загляденье!

Он улыбался самодовольно, не подтверждая, но и не опровергая вслух моих подозрений:

– Главное, что приборчик сработал! Дешево, сердито и эффективно…

Похожий случай был с моим ныне покойным дедушкой, тоже отставником спецслужб. Чтоб вычислить, кто у него из офисного стола ворует дефицитные папиросы, он набил несколько «казбечин» адской смесью – табачком, смешанным с обрезками ногтей. Осталось только дождаться, когда вор зайдется в кашле, – вот он и изобличен.

Вы будете смеяться, но, если б не хитрая отставная спецслужебная полочка, злоумышленник без спешки осмотрел бы первый этаж и легко обнаружил бы валяющийся в кресле огромный хозяйский кошелек с паспортами, кредитками и кэшем. А так он ухватил базу от стационарного телефона и нетбук, который два года назад не стоил и 400 долларов, и двое пластиковых часов.

Молодец, отставник, борозды не испортил! Он пил не пиво, как мы (ему не по рангу), но мальвазию, до которой большой охотник.

Менты так более или менее закончили свои оперативно-разыскные мероприятия и напоследок сфотографировали собаку. Само собой, анфас и профиль. Что было несложно, благо она сама поворачивала голову, куда положено. Я заметил, что, когда к кобельку приближался штатский, у кобелька дрожала правая задняя нога, а когда мент, пусть и в штатском, то дрожал, в свою очередь, хвост. Может, это он так давал маяка вору-хозяину? Чувствуя ментов нутром? Знавал я когда-то в Калуге хорошего парня, Лёву Миленушкина, так его пуделек при виде ментов аж захлебывался от лая. А этот хорватский кобель все делал наоборот – при виде ментов затыкался и смотрел в пол, а на меня открывал пасть по полной программе. Когда его пригласили в машину, повели под белы руки, он шел как шелковый, ни разу не открывши пасть. Подошли они, значит, к машине, открыли багажник, старшой в штатском сделал еле уловимый жест, типа алле-оп – и кобелек запрыгнул внутрь и там присел, застыл, не издав ни звука.

– Может, она undercover? Собачка эта? Черт ее знает… Помогает вот так отлавливать ворье.
– Или просто законопослушная, как все тут, в католической Европе?
– Поди знай…
– Признайся, это ведь ты все организовал, чтоб развлечь и себя, и нас, а то мы заскучали в этой скучной глуши, где никогда ничего не происходит? – со смехом спросил меня хозяин.

Я обиделся и ушел на послеобеденный сон.

В седьмом часу вечера от обворованного Метелицына раздался звонок:

– Меня в полицию вызывают! Хочешь – поехали вместе.

В ментовке нас ждал наш следак в штатском. Под расписку он вручил нетбук, базу от телефона и двое пластиковых часов, тоже хозяйских.

– А это ты получаешь как что, в рамках чего? Просто получил – и все? – спросил я Метелицына.
– Ну да…

Притом что заявления никто не писал, и протоколов мы не видели. Кроме всего прочего, нам предложили и богатый какой-то телефон. Явно не наш. Проверяют, смекнул я и наступил Метелицыну на ногу, чтоб он не клюнул на наживку.

– Что вы можете сказать для прессы? – спросили мы, уходя.
– Ну, если скажете пару добрых слов о хорватской полиции, мы будем рады.
– А где этот парень?
– У нас тут сидит.
– Можно на него глянуть?
– Нет.
– И сколько он получит?
– Да, скорей всего, нисколько. Бедный, нищий, бездомный. К тому ж он говорит, что приходил к вам, звонил в дверь, хотел отдать все это барахло, а ему никто не открыл. Наверно, вы были на пляже.
– Так что, мы его скоро снова можем встретить?
– Почему нет?
– А собачка где?
– Сдана в приют.

Мы ушли в задумчивости. С одной стороны, с другой стороны…

– У нас, в штате Нью-Джерси, если кто залезает в дом – так это страшное преступление! Можно сразу стрелять в лоб – и ничего тебе не будет, – это еще утром рассказывал Метелицын менту. Тот отвечал:
– У нас тут другая жизнь. Один знакомый полицейский проснулся ночью у себя дома, увидел, что кто-то копается в его вещах, и выстрелил из табельного. Так теперь сидит в тюрьме.
– Кто сидит?
– Как кто? Полицейский!
– А вор?
– Вор был легко ранен, сейчас жив-здоров, неплохо себя чувствует…
– Нет, у нас в Штатах не забалуешь.
– Это просто потому, что у вас американская система (и у нас тоже), когда сидит 700–800 человек на 100 000 населения, – начал читать лекцию я, как старый криминолог и этнопсихолог. – А тут, видно, победила скандинавская схема. Когда стараются сажать как можно меньше. Поскольку считается, что тюрьма не делает человека лучше. А делает хуже. Главная же задача тюрьмы, если честно, без вранья и без надувания щек, – это изолировать самых смелых ребят, которые хотят приобщиться к дележу богатств. В России и в Штатах сильное расслоение, вот и сажают всех без разбору. (Про это мне много рассказывал Нильс Кристи, большой норвежский криминолог.) А в Скандинавии и Хорватии все живут приблизительно одинаково. Помнишь, ты тут искал большую квартиру и тебе предложили 90 метров?
– Помню, – признался арт-дилер. – Они еще удивились и сказали, что больше просто не бывает. Еще помню, какой тут был скандал, на всю страну, когда на одном политике засекли часы в $10 000 … Орали, что это страшная коррупция (при этом он кинул взгляд на свой котел – вещь тоже недешевая, ну так он же не госслужащий, а бизнесмен, имеет право).
– Вот. А в Нью-Джерси у тебя не очень большой дом – 600 квадратов. Вот приблизительно такая, наверно, зависимость, – сделал я вывод.
– Да… Но все-таки с велосипедом непонятно, – сказал напоследок Метелицын.
– Как будто с собачкой понятно, – едко заметил племянник Сережа. Он, кстати, пьет не закусывая, его на работе закормили: в конторе Касперского обеды бесплатные, такова уж там корпоративная политика.

Ни заявления, ни допросов, ни опознания – как-то все непривычно. Хотя поди знай, какой у них тут УПК. Может, происшествия на автомате регистрируются? Но, как бы то ни было, полиция действовала корректно: насколько мне известно, никому из причастных никуда не втыкали дубинку, вообще ни в какое место, и никого не выкинули из окна, и наркотиков никому не подбросили, да даже и денег не просили, как это бывает в некоторых странах, чтоб далеко не ходить, Африки.