Разумеется, многостраничная декларация G20, как ей и положено, скучна и запутанна. Это нечто в перьях, откуда каждый может вычитать все что захочет. Намеки, что пора, мол, затянуть пояса и плавно свыкаться с экономной жизнью, в декларации едва заметны и перебиваются старыми песнями о разогреве экономического роста с помощью казенных щедрот.
Нова там не столько суть, сколько унылая интонация. Чувствуется, уже и сами участники перестают верить, что привычный кейнсианско-монетаристский коктейль вылечит кризис богатых экономик. «Насколько я вижу, экономическая политика во всем мире взяла ошибочный курс», – проницательно пишет в своей газетной колонке самый, наверно, упертый из экономистов-кейнсианцев Пол Кругман.
Верхнее чутье не обманывает нобелевского лауреата, автора бесконечного числа агиток и особу, приближенную к администрации Соединенных Штатов.

Шестидесятилетний фундамент западного welfare state (государства всеобщего благосостояния, а если сказать проще – государства благоденствия) расползается на глазах. Великой мечте о строго научном построении земного рая пора в архив – туда, где хранятся все отработавшие свое утопии.
Это вовсе не значит, что экономические идеи, которые правили Западом со времен Второй мировой войны, были глупостью. Просто экономика не относится к числу точных наук. В том, по крайней мере, смысле, как к ним относятся физика или химия. Любая экономическая модель, даже если она украшена самым замысловатым математическим аппаратом, – это не более чем модель, которая сегодня нравится людям и поэтому работает, а завтра перестает их воодушевлять, начинает давать сбой за сбоем и для предсказания будущего не годится.
Будущее предсказывают астрологи. А экономисты вместе с философами, политиками и социально озабоченными писателями просто пытаются вести человечество за собой. И какое-то время оно за ними идет. А потом перестает. Когда судьба посылает знак. И сейчас именно такой момент.

Три поколения в развитых странах отблагоденствовали, а четвертому жить уже по-другому. В этом и грандиозность происходящего.
С 40-х, даже с 30-х годов прошлого века комплект идей государства благоденствия настолько окостенел от частого употребления, что стал выглядеть чем-то неопровержимым, вроде таблицы умножения. А это всего только благопожелания и допущения, которые с самого начала несли в себе зародыш нынешнего своего финала.

Считалось, например, что пенсионный возраст надо снижать. И это было легко и приятно делать, пока позволяла демография. Скажем, когда у нас ввели пенсионную систему (а Советский Союз, безусловно, пытался быть государством благоденствия и на ранних своих фазах заметно опережал других), доля людей пенсионного возраста исчислялась считанными процентами. То, что когда-нибудь эта система станет неподъемной, можно было догадаться с самого начала. Но кто же тогда глядел так далеко вперед?

Считалось также (это уже не у нас, а в странах капитализма), что государство обязано гарантировать работающим приличный заработок, независимо от их квалификации и старания, и одновременно обеспечивать «всеобщую занятость» путем «создания рабочих мест».
Правда, искусственно завышаемый властями или профсоюзами уровень заработков как раз и сокращал число рабочих мест и способствовал росту безработицы. Это явление впервые заметили еще в эпоху рузвельтовского «нового курса». После чего государству приходилось с удвоенной энергией и расходами «создавать» все новые и новые рабочие места.
И уже в давние времена родилась шутка, что эти самые места, организованные специально ради того, чтобы чем-то занять безработных, должны быть предельно бесполезны. Например, пусть роют ямы и сразу закапывают. Иначе получится нехорошо. Ведь если на этих новых местах будут создаваться не ямы, а какие-нибудь конкурентоспособные продукты и услуги, то они перетянут спрос с других предприятий, которые из-за этого разорятся, дадут новый отряд безработных, ради которых придется создавать новые рабочие места, опять кого-то разоряющие и опять рождающие безработных, – и так по кругу.
А вот еще одна благоденственная аксиома, в процессе своей шлифовки соединившая враждебные некогда друг другу кейнсианство и монетаризм – что властям нужно не бояться влезать в долги и облегчать доступ к деньгам рядовым людям и фирмам, поощряя тем самым их спрос на товары и услуги. Люди и фирмы примутся покупать, производители – для них производить, и все закрутится. В эпоху протекционизма и закрытых национальных рынков это временами работало. А

сейчас, пока жив глобализм, облагодетельствованные люди и фирмы разогревают полученными деньгами не столько собственную свою экономику, сколько чужие, скупая импортные продукты и изделия.
Стоило нефти за последний год подорожать, а нашим фирмам и отчасти даже гражданам слегка разбогатеть и предъявить на рынке платежеспособный спрос, как расти начало не столько российское производство, сколько ввоз товаров из-за границы. Скажем, в I квартале этого года наше домашнее производство (если мерить его самым объективным показателем – ростом ВВП) увеличилось только на 2,9% против того, что было годом раньше, зато ввоз импортных товаров вырос на целых 18,4%.
А если власти действуют более тонко и пускают в ход хитроумные схемы, рождающие спрос только на продукцию отечественных производителей, вроде программы обмена старых вазовских легковушек на новые, то это подхлестывает вовсе не производство «АвтоВАЗом» чего-то достойного, а наоборот, возврат его к массовому изготовлению «пятерок» и «семерок», которым место в музее.

Возвращаясь от скромных наших экзерсисов к грандиозным начинаниям старших, видим примерно то же самое.
В Америке, которая вложилась больше чем кто-либо в привычные рецепты, за три года антикризисной борьбы так и не удалось решить триединую задачу государства благоденствия – одновременно уменьшать безработицу, повышать жизненный уровень и поддерживать рост экономики.

Кажется, даже Обама начинает смутно понимать, что делать все это одновременно в двадцать первом веке и в Америке уже невозможно. В 50-е годы двадцатого отлично получалось, а сейчас самому скучно смотреть. Мысль отцов welfare state, что жить не по средствам можно веками, оказалась неточной. Только десятилетиями.
Огромные деньги, взятые американскими властями в долг, тратятся без толку, и все чаще слышны смышленые голоса, что этот долг придется когда-нибудь обесценить инфляцией: не возвращать же в самом деле такие деньжищи. Ведь старинный утешительный довод, что, мол, вернем долги, когда разгоним экономический рост, начинает выглядеть просто идиотическим. Каким же должен быть этот рост, если задолженность американской казны ежегодно растет на 12 и больше процентов ВВП?

И тут можно увидеть, насколько по-разному в разных странах смотрят сейчас на одну и ту же проблему несуразно разросшихся долгов.
Скажем, госдолг Америки перевалил за 90% ВВП и энергично прет вверх. Но перед кем этот долг? Во-первых, перед иностранцами (внешний долг США, который не надо путать с долгом государственным, и который состоит из суммы всех внешних задолженностей – и государственных, и частных, тоже подступает к 100% ВВП). А во-вторых, перед тем слоями американцев, которые не голосовали за нынешнего президента. Согласитесь, и первыми, и вторыми пожертвовать как-то легче – ну хотя бы чисто психологически. Дефолт – это, конечно, вульгарно и нецивилизованно. Зато ускорение инфляции может со временем стать фактом буквально само собой.

И совсем по-другому ту же проблему видят, допустим, в Токио. Японский госдолг невероятен – около 200% ВВП. Но это в основном долг властей перед самими же японцами, которые привыкли вверяться своему государству. Японский государственно-частный долг перед иностранцами во много раз меньше – всего около 40% ВВП. Выискивать способы уклониться от полной уплаты долгов в Токио труднее, чем в Вашингтоне.

И в Европе труднее. Поэтому самой заметной участницей G20 стала Ангела Меркель, главный сегодня мировой идеолог ликвидации бюджетных дефицитов, возврата долгов, уменьшения зарплат, повышения пенсионного возраста и еще многого, что словно нарочно противостоит базовым идеям государства благосостояния, образцом которого так долго была именно Германия. А сейчас, по ее примеру, а отчасти и под ее давлением, в большинстве евросоюзовских стран это государство ощипывают как курицу.

Разумеется, новейшая европейская мода – жить по средствам – в Америке немедленного восторга вызвать не может.
Ведь если европейцы станут меньше потреблять (в том числе американских товаров) и больше производить (в том числе товаров на продажу в США), то к Китаю, который примерно так же себя ведет и совершенно измучил Соединенные Штаты торговыми дисбалансами, добавится еще и Европа.

Но кроме этого утилитарного довода есть ведь и возражения по делу. Меркель уже вовсю сравнивают с веймарским канцлером Брюнингом, который в разгар Великой депрессии тоже наводил экономию и навязывал согражданам жизнь по средствам, в результате чего, как считается, затравленный немецкий народ возненавидел демократию и полюбил Гитлера.
Сравнение, конечно, неточное по многим пунктам, но кто возьмется предсказать, какими политическими сдвигами европейские народы, наркотизированные десятилетиями благосостояния, ответят на поворот к аскезе?

Почему начали падать опережающие индикаторы? Потому что стал заметно тормозиться экономический рост. Скорее всего, это завершение так называемого складского отскока. Когда экономика падает, падение производства происходит быстрее, чем падение потребления, за счет того что рассасываются запасы, вдруг оказавшиеся слишком большими для уменьшившихся объемов потребления. При росте происходит прямо наоборот: потребление растет медленнее, чем производство, т. к. надо восстанавливать запасы. Этот скачок производства в экономике США пришелся на IV квартал прошлого года — I квартал нынешнего, после чего производство стало заметно тормозить свой рост. По статистике США эти процессы прекрасно видно. Примерно то же происходит и в Европе, но со своей спецификой.

Нельзя сказать, что экономическое обострение было неожиданно. Все разумные экономисты очень осторожно говорили о выходе из кризиса и, даже политики не проявляли безусловного оптимизма.

Парадокс ситуации в том, что теперь правительствам приходится бороться во многом с последствиями собственных антикризисных действий — с избытком денег в экономике, накачанных напрямую из центробанков и косвенно, через резкое разрастание дефицита госбюджетов.

В США уже с осени прекратили накачку экономики деньгами через механизмы рефинансирования комбанков. Этот процесс шел в двух направлениях — передача ипотечных бумаг ФРС в обмен на «живые» деньги и передача «физических» обязательств по домам с проблемами взятых на баланс государственных ипотечных агентств Fannie Mae, Freddie Mac. В результате ФРС накопила $1,5 трлн этих бумаг (что она собирается делать с ними дальше?), и 3 из 4 домов, по которым прекратились выплаты ипотеки и которые выставили на продажу, приходятся именно на государственные агентства.

США сделали очень многое для того, чтобы банки начали давать кредиты (нулевой процент ФРС, расчистка балансов банков, теперь новый закон об ужесточении финансового регулирования), а люди захотели их брать (бюджетные стимулирующие программы по ипотечному и автокредитованию, по поддержке доходов, пиар-кампания и т. д.). Но увы! Кредитование не растет. Известная экономическая проблема, которая описывается так: можно подвести лошадь к воде, но нельзя заставить ее пить.

Деньги, полученные от ФРС, банки использовали вовсе не на рост кредитования людей и бизнеса, а на игру на финансовых рынках, результатом чего стал стремительный взлет фьючерсов на сырьевые товары (в т. ч. нефть) и фондовых рынков, в том числе и развивающихся стран (включая Россию).

Рост сырьевых фьючерсов стал уже негативно воздействовать на экономику, и его пришлось остановить, прекратив массовый приток денег в комбанки. Уже осенью прошлого года проблема стала очевидна, и ФРС стала сокращать денежную накачку. Впрочем, выкуп бумаг тянулся почти до весны 2010 года. На сегодня ФРС считает, что процесс передачи «плохих» долгов (с сомнительным возвратом) с балансов комбанков на ее баланс уже закончен и балансы комбанков «расчищены».

С окончанием денежной накачки банков стали прекращаться и временные программы господдержки — от выплат безработным до стимулирования ипотечных и автокредитов. Сокращение выплат безработным (сроки выдачи пособий подошли к концу) имело хотя бы некоторый видимый «позитивный» эффект в виде уменьшения безработицы (не имея более возможности получить пособия, люди просто перестали регистрироваться безработными). А вот прекращение программ стимулирования кредитов привело к обрушению рынков продаж автомобилей и домов на десятки процентов практически за месяц.

Ситуацию осложнили также валютные «качели». На фоне падения американского доллара экономику США удалось немного растолкать и стимулировать, ВВП и промышленность начали расти, однако затем доллар остановился и начал укрепляться, что, по идее, должно было теперь «завести» экономику Европы. И это почти удалось: реальная экономика стран Европы, прежде всего Германии, явно ожила на слабом евро. Но

Европа, внешне относительно меньше пострадавшая от кризиса по сравнению с США в 2007—2009 годах, как выяснилось, просто прятала свои проблемы, которые сами «не рассосались» и дали о себе знать в мае 2010.

ЕС пришлось иметь дело одновременно сразу с двумя кризисами — банковским («пузырь» на рынках недвижимости Южной Европы, который лопнул в ходе кризиса, привел к нарастанию «плохих» долгов на балансах банков Испании и других стран) и бюджетным (в основном последствия экспансионистской докризисной политики в странах типа Греции). Для решения этих проблем был создан фонд в 750 млрд евро, который финансирует выкуп облигаций проблемных банков и государств. Кроме того, были открыты валютные свопы между ФРС и европейским центробанком, что означало практически право ЕЦБ на печатание долларов для сдерживания дальнейшего падения евро.

«Спрятанный», а фактически просто отложенный, финансовый кризис Европы практически затормозил начинавшийся рост экономики.

Но ситуация в экономиках стран Европы и США оказалась в результате немного разная. Что вызвало разные подходы к дальнейшему госрегулированию. Именно это и проявилось на последнем заседании стран G20.

Германия и отчасти Франция, экономика которых ожила на падении евро, вдруг столкнулась с проблемой, что надо поддерживать не только свою экономику, но и экономику соседей по Евросоюзу, ситуация в которых намного хуже. Деваться некуда — общая валюта, отсутствие границ. Именно Германия и Франция выступают «спонсорами» финансирования скупки ЕЦБ «плохих» облигаций стран и банков. И, чтобы прекратить эту фактически неконтролируемую растрату потенциала экономического роста, Германия выступила инициатором бюджетных урезаний в Европе и по всему миру.

Это было бы правильно, если бы экономика вышла на траекторию устойчивого экономического роста и бюджетная экономия не могла бы его уже подорвать. Но проблема в том, что Европа призывает к бюджетной экономии намного раньше, чем следует. Очевидно, что бюджетные дефициты надо сокращать тогда, когда частный спрос будет готов замещать государственный. И попытки сокращения бюджетных дефицитов сегодня привели и в США, и в Европе к провалу опережающих индикаторов и секторов, напрямую связанных с бюджетными стимулирующими программами.

Однако США, которые не имеют таких структурных проблем, как Евросоюз, прекрасно понимают, что устойчивого экономического роста пока нет и «зеленые ростки» остаются лишь ростками на бюджетно-монетарных удобрениях. Не будет удобрений — «ростки» сразу захиреют. США осознают преждевременность бюджетных ограничений, к которым призывает Европа, и не поддерживают их.

Бюджетный дефицит в США примерно такой же, как в самых «проблемных» странах Европы, и США пока не собираются его заметно сокращать. Вообще говоря, проблема бюджетных дефицитов пока не встала в полный рост перед мировой экономикой, она актуальна только в отдельных странах типа Греции и является последствием их докризисной слабой бюджетной политики. Но проблема госдолга вполне прогнозируема в перспективе.

На сегодня в США нет проблем ни с финансированием госдолга (спасибо Китаю, нефтяникам Ближнего Востока и европейским офшорам), ни со стоимостью обслуживания (нулевая процентная ставка ФРС, а тем более рост доллара к евро стимулируют очень низкие проценты по госдолгу). Но все страшнее думать о том, что будет, когда надо будет поднимать процентную ставку и когда пойдет долларовая инфляция (и то и другое придет немедленно с действительным выходом экономики из кризиса и рискует подорвать начинающийся экономический рост надолго).

Всем ясно, что бюджетный дефицит — путь к нарастанию средне- и долгосрочных проблем, но его сокращение приведет к резкому обострению краткосрочных, что в глазах политиков намного опаснее.
Другая ситуация и с денежной политикой. Очевидно, что денежную политику надо ужесточать только тогда, когда пошла инфляция. А инфляция пойдет тогда, когда начнется экономический рост, основанный на увеличении спроса. А спрос будет увеличиваться, когда начнут расти кредиты (особенно в США — в Европе меньше). А чтобы пошли кредиты, нужен минимальный процент и денежные послабления. Но денежная экспансия банков идет практически только на финрынки, кредитование продолжает падать. Круг замкнулся.

Политики загнали себя в известную в шахматах ситуацию — ничья повтором ходов. Правда, в отличие от шахмат партия тут не заканчивается и новую не начнешь. Потеря времени и темпа на повтор ходов уже сама по себе приводит к накоплению нерешенных проблем. Проблемы оказываются функцией времени и собственных усилий: чем больше тратится того и другого, тем скорее приближаются средне- и долгосрочные проблемы. И, если экономика не выходит на траекторию роста в краткосрочной перспективе, эти проблемы могут накрыть любой начинающийся экономический рост.
Западные политики понимают это. Понимают, что надо выходить за рамки традиционной антикризисной политики и реформировать сами экономические институты, существо госрегулирования. В США принимают закон о регулировании финансовых рынков, а Европа предлагает ввести на эти рынки налог. Все логично, но пока не сработало. Налог не приняли, а закон в США вышел вполне беззубый (трудно бороться с финансовым лобби)...
Все в этом кризисе происходит не вовремя. И прежде всего потому, что меры по спасению экономики начали слишком рано. Экономике не дали упасть так глубоко, чтобы она восстановила баланс, необходимый для перехода к экономическому росту. Ее слишком сильно хотели спасти.

И способ путешествия журавля по болоту, придуманный Владимиром Далем, кажется самой подходящей метафорой для такого структурирования. Становится понятно, как разделить оптимистические и пессимистические новости. И почему всегда в избытке и то и другое.

Резкое обострение экономического кризиса в США осенью 2008 года вызвало неожиданный, парадоксальный рост доллара к евро — ведь обычно валюта страны, наиболее остро переживающей кризис, падает. Но ничего более надежного, чем доллар, в условиях падения цен на нефть, золото, металлы рынки не могли себе представить.

Потом весь 2009 год доллар слабел, что дало несомненные преимущества американской экономике — экспорт пошел вверх (правда, импорт тоже пошел вверх — скорее всего, из-за смещения потребительского спроса в пользу наиболее дешевых, импортных товаров). Как бы то ни было, американская промышленность и экономика в целом получили импульс и с лета 2009 пошли вверх. Но, увы, наполовину и более это был рост на ожиданиях, работа на склад, эффект восстановления запасов. Рост реального потребительского спроса был невелик. Впрочем, показатели все же заметно улучшились, и политики начали все увереннее говорить о выходе из кризиса.

Но ситуация в Европе ухудшалась. Европу не так сильно затронул кризис конца 2008 года. Более того, рост доллара в конце 2008 давал ей несомненные экономические преимущества в виде подорожавшего китайского импорта (привязанного к доллару) и своего экспорта. Однако падение доллара в 2009 году постепенно усугубляло проблемы, ликвидировало торговые преимущества, увеличивало долю торговли в долларах. Кроме того, капиталы продолжали перетекать в доллары, несмотря на его падение, т. к. номинированные в долларах активы — фьючерсы на нефть, золото, американские фондовые рынки — стали безудержно расти, обгоняя падение доллара.

В 2010 году проблемы Европы стали заметно обостряться. Определились аутсайдеры — Греция с бюджетным дефицитом, Испания и Португалия с ипотечным и, соответственно, банковским кризисом, Ирландия и Италия со всем букетом проблем (появилась даже аббревиатура PIGS или PIIGS — по первым буквам указанных стран, в переводе — «свиньи»). И с декабря 2009 доллар начал обратную эволюцию — вновь начал расти. Но повернуть сформировавшиеся тенденции было уже очень сложно, и одного падения евро было мало, Европа столкнулась с резким обострением кризиса в начале мая 2010-го. Колоссальный пакет финансовой помощи аутсайдерам (в основном за счет МВФ и госгарантий стран — лидеров ЕС) поддержал экономику Европы и развернул-таки тенденции. Европа пошла на улучшение.

Но в США началось очевидное торможение экономического роста. Во-первых, запасы частично восстановились, кономика перестает работать на их восполнение и замедляется. Во-вторых, доллар начал рост, что с некоторым лагом тормозит экономику.

Не думаю, что стоит здесь предаваться теориям заговора и считать, что кто-то большой и умный организует движение курса доллар/евро. Скорее, эти колебания говорят о стихийном, преимущественно рыночном характере глобальных движений в динамике курсов. Правда, и влияние правительств не стоит недооценивать. Но оно носит односторонний характер. Так, рост доллара в 2008 году и в 2010-м прекратился после очевидного вмешательства ФРС, которая предоставила валютные свопы Европейскому центробанку. Это означало, что ЕЦБ, эмитируя евро, тут же может обменять их на доллары непосредственно у ФРС, минуя рынок, и выдавать кредиты евробанкам в долларах. Фактически ФРС предоставила ЕЦБ право эмитировать евродоллары (естественно, под своим контролем). И это дважды остановило рост курса доллара. Т. е. США продемонстрировали готовность и способность останавливать переукрепление доллара на уровне около 1,2 к евро.

Обратные развороты — от 1,6 и 1,5 к евро — происходили в основном сами собой, без непосредственного вмешательства экономических властей, под действием стихийных сил рынка и сочетания макроэкономических политик разных стран. Так, первый из этих разворотов был вызван резким обострением банковских проблем в США и дефицитом долларов именно в Америке. Второй — прекращением ФРС накачки американских банков наличностью.

Очевидно, что вопросы денежного обращения находятся в руках экономических властей, и велик соблазн приписать им «вину» за эти «качели» — уже двукратное рост и падение доллара на 30 центов к евро за 2 года. И видеть в этом какой-то замысел и умысел. Однако я бы ограничился только одним непосредственным замыслом — стремлением США не допустить излишнего роста доллара. А в остальном

Вот, например, сейчас мы являемся свидетелями как раз такой ситуации: близятся выборы в США (ноябрь 2010-го — треть сената и палата представителей), и Обама очень не хочет потерять большинство в конгрессе. Последствием желания американской администрации продемонстрировать экономические успехи после очевидного замедления экономики в первом полугодии 2010 будет, скорее всего, сохранение бюджетных стимулов (отказ от сокращения дефицита бюджета) и, возможно, некоторое аккуратное ослабление денежной политики осенью. Второстепенным последствием этих мер, вероятно, станет падение доллара к евро. И мы действительно видим падение доллара к евро в июне — июле. Коррекция этого тренда в августе, весьма вероятно, сменится новым этапом его падения куда-нибудь в промежуток 1,4—1,5 к евро.

Что приведет во втором полугодии 2010 к новому движению качелей: улучшение в США — ухудшение в Европе.

Конечно, есть еще азиатская экономика (в первую очередь китайская), которая продолжает расти на дешевой рабочей силе. Есть экономика стран — экспортеров сырья (не только России, но, например, Норвегии, Канады, Бразилии, Австралии), экономика которых также ожила на двукратном росте товарных фьючерсов. Однако очевидно, что

И экономика стран-экспортеров (дешевого труда или сырья) выдохнется рано или поздно, если не будет расти мировое потребление. А оно никак не растет. Если растет в США — тормозит в Европе, и наоборот.

Достигнутый прогресс в приостановлении экономического кризиса и переводе его в стадию стагнации основан на сохранении высоких уровней бюджетных дефицитов и насыщенности экономики кэшем (свободными деньгами). Похоже, здесь тоже действует тот же принцип: хвост вытащишь — нос увяз.

Денежные и бюджетные меры поддержки экономики привели к приостановке спада и ее некоторому оживлению. Но и к новому витку надувания пузырей на финансовых рынках, которые остановят любой начинающийся рост. (Инфляция активов — естественный процесс в ходе экономического роста. Но инфляция активов без экономического роста не дает ничего хорошего и сама по себе и, скорее, будет тормозить этот рост, а не стимулировать его.)

Прекращение мер поддержки чревато высоким риском нового витка экономического кризиса. Сохранение их — увязанием в болоте средне- и долгосрочных проблем (в первую очередь государственных долгов). Тут журавль сунул нос в болото и застыл в нерешительности. Если вынуть его — хвост снова увязнет (новый виток кризиса). Если не вынимать — может, рассосется как-то само? В таком состоянии этот журавль больше напоминает страуса, спрятавшего голову в песок от опасности...

Хорошего решения этих проблем просто не существует. Но что-то делать все равно надо. Так что, может, эти качели доллар/евро действительно раскачают мировую экономику? Какой-то небольшой шанс на это есть... Но,

"Дальнейшие приобретения облигаций Федеральной резервной системой США ничего не изменят. Доходность векселей уже снизилась до 2,5%, а кредитные спреды опять увеличиваются. Монетарная политика может поддержать ликвидность, но она не решает проблемы платежеспособности", - сказал Рубини.

По прогнозу Рубини, темпы роста экономики США во втором полугодии этого года составят менее 1%, несмотря на самое значительное стимулирование в истории страны - снижение процентных ставок с 5% до нуля, дефицит бюджета в 10% ВВП и $3 триллиона на спасение финансовой системы.

"Мы достигли момента, когда любой шок может вновь столкнуть нас в рецессию. При росте межбанковских спредов может возникнуть порочный круг, как в 2008-2009 годах", - сказал Рубини, назвавший ситуацию, когда реальная экономика и кредитная система вредят друг другу, процессом с автоматическим питанием.

Рубини отметил, что у американских компаний хватает наличности, но они извлекают прибыль, проводя "подсечно-огневую" политику в сфере затрат на рабочую силу. "Мы потеряли 8,4 млн. рабочих мест, а если добавить к этому еще и потерю рабочих часов, эта цифра увеличится на 3 млн. Чтобы вернуть потери, нам надо ежемесячно создавать 450 тысяч рабочих мест в течение трех лет", - заявил он.

По оценкам Рубини, государственный долг богатых стран к 2015 году вырастет в среднем до 120% ВВП, не оставив возможности для дальнейшего стимулирования экономик. Если они начнут испытывать судьбу, им грозят облигационные кризисы, подобные тому, который в этом году пережила южная Европа.

Объявлено, что для поддержки восстановления экономики ФРС США будет дополнительно выкупать долгосрочные государственные облигации с рынка на $75 млрд в месяц до конца II квартала 2011 года. Общий объем программы — $600 млрд. Помимо дополнительных покупок в портфель ФРС будут добавляться бумаги вместо погашаемых (решение об их восполнении было принято еще в августе). С учетом этого объем приобретений составит около $110 млрд в месяц, или $800–950 млрд до конца II квартала следующего года.

Зачем?

Обычно для разогрева экономики (стимулирования экономического роста и снижения безработицы) используют сокращение процентных ставок. Кредиты становятся дешевле, инвестпроекты — выгоднее, и экономика разгоняется.

Проблема нынешнего кризиса в том, что этого недостаточно. Ставки по федеральным фондам уже два года как нулевые (ну не приплачивать же заемщикам!), но кредитование продолжает падать. Механизм не работает.

Выход был найден простой — QE-1. Раз банки деньги не берут, мы им их дадим почти насильно. ФРС начала скупать у банков низколиквидные бумаги, в первую очередь бумаги, обеспеченные ипотекой агентств Fannie Mae, Freddie Mac, и другие. От этих бумаг банки избавиться просто мечтали: это же те самые «токсичные» активы, которые резко ухудшают их балансы. Первый раунд программы выкупа активов (декабрь 2008 – март 2010) составил $1,7 трлн и привел к многомесячному ралли на рынках сырья и акций. Низколиквидные активы банков заменялись высоколиквидными (деньгами).

Но весь эффект фактически остался на финансовых рынках. Если что и воздействовало на прекращение спада экономики США и некоторый ее рост, то это была не программа QE-1, а резкий рост дефицита американского бюджета.

Теоретически для снижения безработицы в условиях низкой инфляции денежная эмиссия — обычное лекарство. Для этого и снизили ставку процента. Но капризный больной не хочет пить лекарство. Все равно напоили. Вот только оно не помогло. Скорее даже, наоборот, навредило. Рост цен на нефть и металлы тормозит экономику, т. к. вызывает увеличение издержек у производителей и сокращение потребительского нетопливного спроса.

Денежная эмиссия – плохое лекарство при нынешней болезни. Так зачем вдруг США применяют его вторично?

Дьявол, естественно, в деталях. Во-первых, ФРС оставила за собой право менять параметры программы и продлевать ее в зависимости от ситуации. Во-вторых, объявленные месячные объемы QE-2 практически совпадают с величиной дефицита американского бюджета. Т. е. ФРС будет скупать весь новый американский госдолг.

С точки зрения классической экономической теории последнее просто ересь, т. к. ведет к разгону инфляции. Но инфляция сейчас так исчезающе мала, что опасаться ее пока не стоит, – наоборот, ее повышение способствовало бы экономическому росту...

QE-2 целиком пойдет на финансирование дефицита бюджета в прошлогодних размерах, денежные власти США фактически дают «добро» на сохранение размера этого дефицита. На фоне победы республиканцев на выборах в Палату представителей конгресса это успокаивает рынки. Ведь именно дефицит бюджета, этот «аппарат искусственного дыхания», удерживает сейчас экономику США от второй стадии кризиса...

На деньги, эмитированные ФРС путем покупки гособлигаций у банков первичных дилеров, будут куплены новые выпуски гособлигаций – и т. д. по кругу. В результате денежного ослабления фактически нет, а бюджет финансируется через посредников эмиссией от ФРС. Вот и вся операция. По идее, она не должна привести к новому витку инфляции активов и вызвать рост цен на нефть, золото и т. д. ведь денег на финансовых рынках не остается: все они идут на финансирование госдолга.

Алармисты (во всем мире их достаточно) считают, что QE-2 похоже на переход к финансированию процентных выплат по госдолгу за счет новых выпусков госбумаг (финансовая пирамида) и скупку этих выпусков за счет денежной эмиссии (ведет к гиперинфляции). И дальше как в классической теории заговора: раз истинный мотив скрывается под ложным, значит все уже достаточно плохо, и если б он был объявлен, то вызвал бы просто панику на рынках и т. д. Однако рынки прекрасно чувствуют ситуацию: раз не растет инфляция и процент по госдолгу, то и беспокоиться пока вообще не о чем. А алармистские настроения просто притянуты за уши некоторыми излишне нервными экономистами.

Кажется, все объяснилось. Остался только один вопрос — а зачем понадобилось менять систему финансирования дефицита бюджета США? Чем старая-то плоха?

Парадокс в том, что она практически и не меняется. Американский долг уже давно перестали покупать иностранные инвесторы. За последний год (август 2010 к августу 2009) госдолг США у иностранных держателей увеличился лишь на 3%. Главный иностранный держатель долга США – Китай — даже заметно сократил свои вложения в американские госбумаги.

Фактически госдолг скупают сами американцы. Но если это так, то они отвлекают деньги на его скупку от других задач — потребления и инвестирования. А это прямой вычет из экономического роста. Круг замыкается, и получается, что дефицит бюджета США сам по себе начинает тормозить, а не ускорять экономический рост. Раз нет внешнего финансирования, то надо устроить любое другое, но дополнительное к существующему финансирование госдолга. Иначе смысл его наращивания теряется, если он перестает поддерживать экономику.

США идут на QE-2 не для того, чтобы сдержать ставку процента, и не потому, что есть проблемы с обслуживанием госдолга. Нет пока этих проблем. А потому что толкать экономику к росту невозможно на основе политики внутренних заимствований: это как барон Мюнхгаузен, который тащил себя из болота за собственную косичку.

Невозможно это. Нужен дополнительный толчок. И, если мир не хочет помочь в этом Америке, Америка поможет себе сама. Пусть и за счет эмиссии. И не имеет значения, что об этом подумают другие.

Найденное ФРС решение логично: финансирование нового госдолга новыми деньгами. Которые попадут в экономику через наиболее эффективный для экономического роста канал — через госбюджет. ФРС уже попробовал давать деньги банкам напрямую (QE-1; полтора года). И не давать денег (полгода). Остался только этот способ — дать деньги, но бюджету, а не банкам. Конечно, американские банки (первичные дилеры) здесь посредники и заработают без рисков несколько миллиардов долларов, но это не такая уж большая плата...

Вроде бы все логично выстроилось. Если рассматривать QE-2 как дело внутренней экономической политики США. Но ситуация оказалась намного сложнее с международной точки зрения. Как всегда, для США международная политика имеет второстепенное значение по сравнению с политикой внутренней.

Слон в посудной лавке

Мир встретил QE-2 не просто без энтузиазма, но с крайним, ранее невиданным раздражением.

Замминистра финансов КНР Чжу Гуаняо заявил, что США не понимают своей роли и лежащей на них ответственности, связанной с резервной функцией доллара. Это решение может вызвать шок на рынках развивающихся стран.%%

По мнению министра финансов ФРГ В. Шойбле , QE-2 показывает, что американские власти «в растерянности и не знают, что делать», что оно не решит внутренних проблем США, но создает проблемы для других, что США манипулируют курсами с помощью печатного станка. Министр финансов Франции К. Лагард заявила, что пора переосмыслить современную финансовую систему и ее механизмы, а доллар не может быть единственной мировой валютой. Глава ЦБ Бразилии посетовал, что решение США несет риски для всех. Глава Всемирного банка Роберт Зеллик предложил вернуться к золотому стандарту. Правда, позже он уверял, что его не так поняли и он этого не имел в виду. Глава Еврокомиссии Юнкер указал на то, что действия ФРС стоит обсудить на саммите G20.

Китай заявил, что он усиливает контроль за репатриацией капиталов (т. е. выводом их из страны). Многие азиатские страны задумались о введении налогов на финрынках (вроде бразильского) для ограничения притока капиталов, сдерживания роста своих валют и недопущения раздувания спекулятивных пузырей.

А потом все как-то вдруг успокоились.

Весь мир испугался только одного — дальнейшего ослабления доллара. А значит, усиления своих валют к доллару, усиления проблем со своим экспортом и торговыми балансами. Проблем с притоком капиталов. Всего того, что было последствиями QE-1. А Китай (юань практически привязан к доллару) был обеспокоен вероятным обесценением своих валютных резервов.

Видимо, в течение десяти дней между решением о QE-2 и саммитом G20 США сумели объяснить, что они совсем не этого добиваются и что QE-2 имеет совсем другую природу: оно не даст денег банкам и финрынкам. И, следовательно, не должно привести к ослаблению доллара. Беспокоиться не о чем.

Скорее всего, так и будет. США проводят QE-2 таким образом, что последствий, которые были при QE-1, не будет. И весь мир напрасно всполошился. США решают свои внутриэкономические проблемы.

Но внутриэкономические проблемы есть и у других стран, и они не менее острые. И именно поэтому так болезненно восприняли в мире действия США, которые не особенно затрудняли себя публичными объяснениями или оправданиями.

Очевидно нарастание проблем в Европе со вполне реальной угрозой страновых дефолтов (Греция, Ирландия, Испания, Португалия в очереди). Решать проблемы этих стран расширением предложения евро становится уже совсем неэффективно: евро уходят в долларовые рынки ликвидных активов, и ситуация все больше напоминает попытку наполнения водой бочки без дна. Потому что долларовые активы выгоднее, и потому что европейские активы рискованнее (как бы ни повалилась вся европейская система по принципу домино при дефолте одной-двух стран). Единственное, к чему ведет такая политика, — бегство из евро. Европе придется, видимо, пойти на реструктуризацию долга некоторых стран, и чем скорее они это сделают, тем лучше. Однако страновые ситуации еще, похоже, не дозрели для реструктуризации, а зона евро уже ощутимо нервничает.

Китай и так имеет проблему с перегревом экономики, и ревальвация юаня, на которой настаивают США, может просто подорвать долгосрочный экономический рост. Китай не может себе позволить остановиться: тогда от его экономического роста останутся только раздутые «мыльные пузыри» завышенных цен на недвижимость, перекредитования убыточных предприятий и т. п. Все это мир уже наблюдал в 80-е годы в Японии, после того как она под давлением США ревальвировала йену. Не рискнут китайцы ревальвировать юань.

Сеульский саммит G20 закономерно кончился ничем. По настоянию стран-экспортеров не принято предложение США по ограничению дефицитов/профицитов торговых балансов, по настоянию Китая сняты все упоминания о заниженных курсах конкретных валют, по настоянию США сняты предложения Германии по ограничению бюджетных дефицитов. В итоговом «сеульском консенсусе» остались лишь декларации и никаких обязательств. Ну хотя бы вроде помирились все после QE-2 США и формально пообещали друг другу не заниматься торговым протекционизмом и конкурентными девальвациями. По сути, экономическая ситуация слишком остра, а интересы договаривающихся сторон слишком различны (даже противоположны). И слишком важны эти интересы для внутренних политик стран в условиях продолжающегося кризиса, чтобы идти на компромиссы. Не время для уступок.

Второй раунд количественного ослабления или денежной экспансии проходит совсем по другим правилам, чем первый. США явно извлекли уроки из произошедшего. QE-2, осуществляемое в интересах американского бюджета, а не банков — это явно новый этап в антикризисной политике США. Решена довольно сложная и нетривиальная интеллектуальная задача, сделан еще один шаг в борьбе с кризисом.

Но будет ли он эффективен? Время покажет. Думаю, сценариев ускоренного падения доллара или скачка цен на нефть и золото ждать вряд ли стоит. QE-2 позволит экономике США продолжить слабый неуверенный рост и наверняка не даст осуществиться сценарию со вторым спадом, второй волной кризиса. Что уже хорошая новость.

Формальные экономические показатели маскируют проблему. Кризис не закончился. Он перешел в скрытую фазу.

Инкубационный период, когда организм внешне выглядит здоровым, но вирус внутри развивается, набирает критическую массу и проявит себя через какое-то время — неизбежно.

Мотор экономического роста заглох

Последние десятилетия США развивались на основе бурного роста кредитования. Именно оно было главным драйвером роста ВВП, потребительских продаж, бума недвижимости нулевых годов. Сейчас, что ни делай, кредиты не растут. Вся стабилизация потребительских продаж и ВВП достигнута на основе замены драйвера роста — место кредитов заняла госпомощь. Баланс госвыплат/госизъятий в располагаемом доходе американца в 80-х – начале 90-х колебался в районе +5%, а затем начал быстро падать — до минус 3% к началу нового века. С началом нынешнего кризиса он взлетел с 1 до 12% и держится на этой планке с весны 2009 года. Всем ясно, что так продолжаться долго не может.

Чтобы американская экономика начала расти, необходим рост кредитования, а запустить его никак не удается.

Хотя США действительно много сделали для этого. ФРС (центробанк США) выкупил ипотечных ценных бумаг на $1,25 трлн, оздоровив балансы банков. Снизил процентную ставку до нуля (грубо говоря, банки могут занимать деньги у ФРС совсем бесплатно) и держит на этом уровне уже больше двух лет. Однако до сих пор похвастать нечем. Потребительский кредит падает с лета 2008 года, уже восемь кварталов подряд, и конца падения не видно.

Более того, раз американцы стали меньше пользоваться кредитом (падение означает, что они его отдают), то теперь они вынуждены копить на крупные покупки, и норма сбережений заметно увеличилась. А это — прямой вычет из текущих потребительских расходов. Американцы сберегают, деньги попадают в банк – и что дальше? Ничего. Ни кредитов, ни инвестиций. Деньги просто остаются, «застревают» в банках.

Кто виноват в падении кредитования: заемщик или банк? Американцы не хотят брать кредиты или банки их не дают? Все виноваты. Рынок каждый раз балансируется на все более низких уровнях.

И люди не хотят брать и потребительские кредиты (т. к. не уверены в своем доходе), и ипотечные (т. к. на них не заработаешь, как раньше: стоимость залогов — домов – не растет, а падает), а проценты платить надо ежемесячно. И все же ведущую роль тут играют, конечно, банки. Что доказывает простой факт: проценты по кредитам снизились намного слабее, чем проценты по федеральным фондам: с 6% до 4,5% по 30-летней ипотеке при падении процентов по федеральным фондам с 5% до нуля. Банки, очевидно, не хотят кредитовать, а для населения это слишком дорого.

Банки не хотят давать кредиты, хотя накопили «кэш» — свободные неиспользуемые деньги – больше триллиона долларов (раза в четыре больше, чем в период экономического роста в первой половине нулевых). И сидят на этих деньгах, не рискуя их вкладывать во что-либо недостаточно ликвидное (вроде кредитов населению).

Боязнь банковских крахов 2008 года прочно засела в головах банкиров. Но проблема, конечно, не в страхе.

Сдвинуть с места махину банковского кредитования США никак не удается. Это не вопрос денег. Денег дают населению много, банкам — много. И у тех и у других растет доля кэша, ликвидных сбережений. Все готово для роста. Но его нет. Почему?

Надо перекрыть возможность «легкого заработка»

Можно, конечно, ссылаться на неготовность мозгов, желания к росту, неготовность принимать решения с более высоким уровнем риска. Но, думаю, дело совсем не в психологии. Дело в новой структуре экономики и бизнеса.

Для финансового капитала есть менее рискованные и более прибыльные операции, чем кредитование населения или фирм. Это работа с биржевыми ликвидными активами: опционы и фьючерсы (без поставки) на нефть, в меньшей степени — металлы, в еще меньшей — остальные биржевые товары, а также, конечно, рынки акций и облигаций.

Когда США проводили QE-1 (количественное расширение предложения денег, в основном в течение 2009 года), инфляция немедленно разбилась на сектора. Инфляция на ликвидные активы составила от 50% до 100% годовых, в то же время на потребительском рынке наблюдалась почти нулевая инфляция. На рынке недвижимости — так вообще откровенная дефляция. Именно это резкое расслоение, дифференциация рынков — особенность нынешнего кризиса. Денежная накачка уходит на определенные рынки, где риск мал, а доход велик – в силу того, что эти рынки хорошо управляемы либо государством (например, рынок гособлигаций), либо крупнейшими финансовыми структурами (например, рынок нефти и в определенной степени акций).

Между рынками выросли невидимые стены. Капитал приобрел практически одностороннюю эластичность. Как ниппель в надувном мяче или автомобильных шинах. Туда — идет, обратно — нет. И в ранее единой экономике возникли три достаточно четко выраженных сектора — инфляционный (ликвидные активы), инертный (потребительский) и депрессивный (недвижимость и др.).

Экономическая структура изменилась, а у государства остался старый инструментарий управления. С его помощью можно было управлять экономикой ранее — лучше или хуже. И для этого были созданы разнообразные, часто взаимоисключающие, но работающие экономические теории. Выбирай на вкус. Однако сегодня управлять этим инструментарием невозможно, он устарел. В этом ключ к пониманию того, почему США и мировая экономика не могут выйти из кризиса. К пониманию того, почему внешне кажется, что все готово к экономическому росту, но сам рост никак не настает. И, увы, настать не может.

До тех пор пока на рынке ликвидных активов можно много зарабатывать, деньги уже не пойдут в остальные сектора. Чтобы деньги могли стимулировать рост на потребительском рынке, надо перекрыть возможность «легкого заработка» на рынке ликвидных активов.

Если огрублять ситуацию, можно сказать так: запрети государство срочные сделки на финансовых рынках (опционы, фьючерсы) или запрети (резко сократи) возможности пользоваться кредитами для операций на рынках ликвидных активов (т. н. маржинальное кредитование) — и деньги начнут стимулировать реальную экономику, больше им некуда будет деться. Конечно, ситуация далеко не столь проста и в реальности весьма запутанна, но смысл ее состоит именно в этом: чтобы эффект денежной накачки распространялся на всю экономику, надо перекрыть «утечки» в надувание ликвидных активов, и тогда вновь все заработает, как раньше.

Но возможно ли это?

Мины нового кризиса уже расставлены

Власти США должны пойти на резкое ограничение доходности крупнейших финансовых компаний, причем именно там, где эта доходность выглядит самой большой и надежной, — или из кризиса не выйти. На такую революцию современные американские власти не способны. И потому, что нет четкого осознания ситуации, и потому, что они слишком интегрированы с крупнейшими финансовыми компаниями на личном уровне, и потому, что это может привести к крупнейшим банкротствам в истории США и социальным потрясениям, которые вряд ли сможет себе позволить любой из избранных демократических политиков. Возможно, именно последняя из причин — главная. Впрочем, вполне достаточно любой из них: понимание, желание, возможность. Не хватает всего. А раз так, то не стоит ждать, что США (а за ними и весь мир) смогут так или иначе, рано или поздно выбраться из экономического кризиса, начавшегося в 2007 году. Все, что они могут, — это только отсрочить его. Именно в период такой отсрочки мы сейчас и живем.

Все, что могут власти США, — это поддерживать экономику на плаву за счет госбюджета. Это единственное, что работает в нынешней ситуации. Бюджет поддерживает потребительский спрос населения и в значительной части рынок недвижимости. Но, во-первых, это искусственная подпорка, убери ее, и все здание экономической стабильности развалится. А во-вторых, это не бесконечный источник.

Бюджет финансирует людей и экономику за счет резкого увеличения расходов при низких доходах. Дефицит финансируется займами.

Первая опасность тут — чисто арифметическая. Госдолг растет, выплаты процентов по нему (даже пока столь мизерных, как в США) начинают становиться все больше. И это просто вопрос времени, когда проценты за пользование долгом сравняются с размером самого дефицита (точка невозврата), после чего процесс приобретет самоподдерживающийся характер и может закончиться: 1) жестокими бюджетными рестрикциями и очень высокими налогами; 2) государственным дефолтом или 3) гиперинфляцией. При нынешних параметрах США до этой точки еще далеко, однако если вдруг процентная ставка вырастет, эта точка начнет стремительно приближаться.

Вторая опасность сложнее для понимания. Дело в том, откуда берутся деньги для финансирования госзаймов. Если они берутся из внутренней экономики, то происходит простое перераспределение денежной массы в пользу государства — это тупиковый путь. Потому что одной рукой государство раздает деньги, а другой — тут же собирает их обратно. Эффект операции весьма сомнителен. Выудить из этого стимулы экономического роста — почти то же самое, что пытаться выдернуть себя из болота за собственную косичку, как барон Мюнхгаузен. Нужен приток денег, условно говоря, «извне». И таких источников — два. Иностранцы и денежная эмиссия.

1) Иностранные заимствования означают экспорт кризиса за пределы США. Для самих США это, конечно, очень хорошая возможность. Но ведь иностранцы не дураки и свои денежки так просто не отдадут. Надо создать достаточные стимулы. Как можно привлечь капиталы при сохранении очень низких процентных ставок? Два старых, как мир, способа — пряник и кнут.

Пряник — это рост курса доллара, что означает дополнительную премию тем, кто переводит свои деньги из других валют и вкладывает их именно в долларовые активы (включая госбумаги).

Это смешно, но фактически единственная валюта, которая может выиграть от своего укрепления, — это именно доллар, выполняющий роль резервной валюты. Остальные страны мира так или иначе заинтересованы в ослаблении своих национальных валют (это стимулирует экспорт и производство, сдерживает импорт, сокращает безработицу). Чем хуже экономическая ситуация, тем важнее для них будет ослабление своих валют относительно других стран и доллара США. Получается, что экспорт кризиса из США во внешний мир — самоподдерживающийся процесс, в котором заинтересован и сам внешний мир, как это ни парадоксально.%%

Кнут — это дестабилизация других валют. Мы видим, что США применяют оба этих способа. Доллар растет. Потом он останавливается, но начинается подробное обсасывание и смакование проблем зоны евро с обсуждением самых крайних сценариев – государственных дефолтов и распада самого евро. С нехитрым выводом в конце о ненадежности этой валюты и надежности доллара. Когда эта дискуссия миру поднадоест, доллар вновь начнет расти. Конечно, это грубая схема, но это именно то, что происходит последнюю пару месяцев. И происходит не первый раз в течение этого кризиса.

Развести европейцев несложно, есть большие противоречия между «севером» и «югом» ЕС, между лидерами и аутсайдерами. А еще проблемы с новыми членами из Восточной Европы. И вот эти противоречия обостряются. Вдруг выясняется, что госдолги некоторых стран занижены, а достигнутые компромиссы неустойчивы. Как будто этого мало, и Bloomberg подает в суд на Европейский центробанк за сокрытие важной информации, серьезно обостряющей противоречия в ЕС...

2) Денежная эмиссия — это и есть суть программы QE-2, о которой США объявили осенью 2010-го. ФРС скупает гособлигации на вторичном рынке, тем самым двухходовой схемой финансируя дефицит бюджета США денежной эмиссией.

Приятно здесь то, что, в отличие от QE-1, деньги попадают не банкам (и не разгоняют инфляцию на рынках ликвидных активов), а в самый эффективный канал для поддержки населения и экономики — в бюджет. При этом крупнейшие банки снимают неплохую прибыль с этой операции, выступая посредником между казначейством США и ФРС. Кроме того, эта схема позволяет не так сильно зависеть от иностранных займов и легко регулировать поддержание низкой процентной ставки. Тактически – сплошные выигрыши.

Стратегически – это денежная эмиссия, которая выплескивается на потребительский рынок и создает потенциал разгона потребительской инфляции. Впрочем, это пустяки. Главное тут в другом — в формировании почти наркотической зависимости бюджета от денежной эмиссии. Что является первым шагом на пути к гиперинфляции или дефолту.

Всегда кажется, что можно остановиться на полпути, резко сократив расходы бюджета или увеличив налоги. Но это очевидная провокация нового кризиса, что почти неминуемо приведет к резкому падению экономики. В каждый момент найдется достаточно причин, чтобы не останавливаться. Возможность остановки — это иллюзия. Как любой начинающий наркоман: «Еще одну дозу и завяжу. Что будет всего с одной дозы?»

США самостоятельно заложили все мины, на которые попадут в будущем. Они вполне очевидны. Но когда связываешь все кончики воедино — пространства для оптимизма практически не остается.

Будущий кризис США и всего мира сконструирован, мы обязательно попадем на его минное поле. Почему? Потому, что сегодня мы не разряжаем мины, которые у нас под ногами, а просто откидываем их вперед по тропе.

Вперед – туда, где мы пойдем дальше. И долго ли мы сможем перекидывать их в будущее? С каждым разом расстояние броска уменьшается...

Когда ударит этот новый кризис, кризис американского госдолга? Ближайшие пару лет США вполне способны манипулировать всем миром для поддержания своей выдохшейся экономики и экспорта своего кризиса. Устойчивость американских финансов намного выше, чем у любой другой страны, рычагов в руках американских властей тоже намного больше. Еще пару лет США могут «протащить» ситуацию не мытьем, так катанием. Но вряд ли больше 4–5 лет. Получается что-то около 2015 года. И «сдадут» американскую экономику, конечно, сами крупнейшие американские корпорации, которые однажды «ломанутся» из Штатов. Чем дольше американская элита будет «тянуть» ситуацию, тем сильнее будет кризис.

Начну издалека. Теоретическая связь демографии и экономики очень интересна. Она почти всегда апокалиптична. Вот пара наиболее ярких примеров.

1798 год. Томас Мальтус выпускает книгу «Опыт о законе народонаселения», в которой пишет, что население растет в геометрической прогрессии, а средства существования — в арифметической. Естественно, наступает момент, когда населения становится больше, чем может прокормить земля. Рост народонаселения сдерживается лишь несчастьями (эпидемии, войны, голод). Чтобы не допускать их, нужно нравственное воздержание.

Последующие исследователи говорили, что Мальтус не прав в основном потому, что ограниченность природных ресурсов преодолевается с помощью научно-технического прогресса и накопления капитала. Был сформулирован даже закон гиперболического роста населения земли(или закон Форстера) – упрощенно говоря, рост пропорционален квадрату численности населения. То есть никак не зависит от ограничения природными ресурсами. Рост населения Земли происходит не просто с одинаковым темпом, как в геометрической прогрессии, а с ускорением: этот темп постоянно увеличивается по линейному закону.

1972 год. Римский клуб публикует свой знаменитый первый доклад «Пределы роста», где на основе математических моделей пытается доказать, что в XXI веке человечество столкнется с ограничением ресурсов. Плюс с еще парой кризисов: экологическим и падения производительности земли. В последующих докладах они выдвинули теорию «органического роста», когда разные регионы Земли специализируются и взаимодополняют друг друга, а численность населения и экономический рост сдерживаются. Фактически тем же самым «нравственным воздержанием». Да здравствует Мальтус! Пусть и не упомянутый на страницах доклада...

Кстати, забавно, что признание предела роста в будущем означает признание отсутствия этого предела сейчас. То есть технический прогресс, который снял сегодня ограничения роста, в будущем окажется бессилен сделать то же самое. Противоречие самому себе. Тут уж что-то одно: или технический прогресс снимает пределы роста, или не снимает их.

Несмотря на огромное количество приверженцев, к концу XX века эти теории стремительно устарели по факту:

1. Несмотря на бурный рост населения («демографический взрыв»), на сегодня численность его совершенно не ограничена ресурсами. Сельское хозяйство может производить много больше и не делает этого только по экономическим причинам. Нефти можно добывать много больше, ее добыча сдерживается ОПЕК. Ограниченность ресурсов в сегодняшнем мире — чисто экономическое явление. Их можно добывать больше, но это невыгодно из-за риска падения цен на них.

2. При этом изобилии ресурсов рост численности населения Земли начал заметно тормозиться. И уже в полусотне развитых (и еще не очень) стран, где проживает почти половина населения Земли, численность населения стабилизировалась или стала сокращаться.

Значит, дело вовсе не в ограниченности ресурсов. И все мальтузианские идеи отправляются прямиком в копилку истории — как теории, которые когда-то неплохо описывали происходящее (в доиндустриальном обществе), но уже неприменимые сейчас.

Демографический взрыв XIX–XX веков объясняется так называемым «демографическим переходом» от модели с высокой рождаемостью и смертностью к модели с низкой рождаемостью и смертностью. Дело в том, что этот переход начинается именно с резкого падения смертности (достижения медицины, прежде всего, сокращение эпидемий). Это приводит к столь же резкому скачку численности населения, но этот «взрыв» носит временный характер, так как за ним следует резкое падение рождаемости, а через некоторое время — и рост смертности, связанный с постарением населения. Этот термин «демографический переход» был впервые введен в научное обращение американским демографом Фрэнком Ноутстейном в 1945 году, хотя сходные идеи высказывались и раньше.

Развитые страны прошли период демографического перехода (и «взрыва») в основном в XIX веке и завершили его в послевоенные годы второй половины XX века. А развивающиеся страны проходят его сейчас.

Похоже, что численность населения Земли стабилизируется на уровне 10–12 млрд человек и расти далее не будет. А вот снижение ее — возможно, есть даже теории второго демографического перехода, описывающие модель сокращения численности населения.

И матмодель есть для описания стабилизации населения — логистическая кривая, которая вначале почти экспоненциально (по Мальтусу) растет, а затем экспоненциально тормозится. И демографы ищут чисто демографические причины для объяснения этого торможения — уровень безопасности, индивидуализма, пенсионного обеспечения, планирования семьи
и т. д. Эти причины связаны не с ограничениями человечества ресурсами. А с существованием некоей внутренней, естественной причины прекращения роста человечества. Это важно.

Но, собственно, это только присказка, сказка — впереди.

Описанные выше демографические законы (или гипотезы, как вам нравится) вполне применимы к экономике. Причем почти буквально.

В современном мире экономический рост — не функция наличия природных ресурсов. Наиболее яркими примерами здесь является Япония, которая без каких-либо природных ресурсов продемонстрировала несколько десятилетий фантастически бурного роста. И, конечно, Россия, которая при очевидном изобилии ресурсов ничего фантастического вот уже полвека не демонстрирует.

Экономический рост обусловлен вовсе не природными ресурсами и ограничивается вовсе не ими. Тогда чем же?

Моя гипотеза: двумя основными факторами – демографией и качеством управления, настраивающим экономическую систему на рост.

Начнем с того, что развитые страны во второй половине ХХ века расти вообще перестали. То есть перестало расти производство на душу населения. Весь прирост ВВП (отстающий от развивающихся стран) связан, прежде всего, с ростом сферы услуг — взаимных услуг населения друг другу. Я тебе постригу волосы, а ты пострижешь мне газон. Естественно, эти отношения опосредованы деньгами. В развитых странах доля услуг в ВВП уже перевалила за половину.

Главное в этом то, что и раньше все эти функции выполнялись, но внутри семьи и не были фактом экономической жизни. С ростом специализации они все больше выходят в экономическую жизнь и становятся предметами купли-продажи, но от этого само количество этих услуг может вовсе не расти. Раньше я сам стриг газон, и это в ВВП не учитывается. Теперь я нанял соседского пацана, заплатил чеком, пацан принес чек в банк и заплатил налоги с дохода — это сразу увеличивает ВВП. Но ведь это же просто вопрос учета, а вовсе не роста производства. ВВП растет, а фактическое удовлетворение потребностей остается на том же уровне. Пример грубый, но абсолютно реальный.

Понятие экономического роста в развитых странах давно уже сильно модифицировано и имеет мало отношения к росту потребления ресурсов или собственно материальному производству.

А вот развивающиеся страны такого позволить себе не могут, им нужен настоящий экономический рост, в простой прежней интерпретации. Прежде всего потому, что растет население, и чтобы догонять развитые страны, им нужен не просто рост, а рост на душу населения. А значит, заметно опережающий развитые страны, в которых население уже не растет. Им нужен не просто рост услуг, а продовольствия и разных товаров, в чем они отстали. Понятия экономического роста стали разные.

И тут мы сталкиваемся с калькой «демографического перехода» в экономике. Есть два типа экономического развития:

1. Общество роста и развития: быстрый экономический рост с высокой долей инвестиций и заниженным курсом нацвалюты.

2. Общество потребления и развития: медленный рост, с высокой долей потребления и завышенным курсом нацвалюты (прибавка «и развития» здесь будет понятна из дальнейшего текста).

Второй характерен для развитых стран, первый – для развивающихся. При этом исторически совершенно понятно, что имеет место «экономический переход» от первой модели ко второй (термин придуман автором статьи – ред.). Поразительно, что демографический и экономический переход практически совпадают. И это совсем не случайно. Они вызваны одними и теми же причинами. Несовпадений тут совсем не много, и они легко объясняются.

Китай, относящийся явно к быстрой модели экономического роста и завершенному демографическому переходу. Китай выстраивал свою экономическую модель роста при первом типе демографического воспроизводства и сохранил ее, несмотря на то, что благодаря госполитике он очень быстро — буквально в 10–20 лет – завершил демографический переход. А вот экономический переход завершать совсем не спешит — из-за высокой численности населения он старается догнать развитые страны по потреблению на душу населения, а для этого ему еще расти и расти. Он не хочет стать слишком медленным, прежде чем станет достаточно богатым.

США. Обратный пример. Страна с явно вторым, медленным типом экономического развития, но с растущим населением, то есть еще не завершившая демографический переход. Рост населения связан и с влиянием развивающихся стран Латинской Америки, и с особенностями «американской мечты» – свой дом для семьи (в доме и участке земли больше места для детей, это стимулирует рождаемость). Потенциала этих двух причин хватит, чтобы задержать окончание демографического перехода в США на несколько десятилетий. Парадокс — самая развитая из развитых стран мира имеет нестандартную демографическую ситуацию. Впрочем, это историческая случайность.

Неразвивающиеся страны. В общем-то, такой градации в классификациях мировых организаций нет. Однако такие страны есть. Огромное количество стран с первым типом демографической модели и весьма медленно растущих экономически. Здесь весь вопрос только в качестве госуправления. Эти страны «не настроили» на экономический рост по первой, быстрой модели. Это загнивающие регионы Земли, в основном в Африке и частично в Азии. Эти страны можно было бы описать так: начатый или еще не начатый демографический переход и еще не начатый экономический переход.

Ну и, конечно, Россия. Очевидно завершен демографический переход. И фактически завершен экономический. Увы, у нас явно второй, медленный тип экономического развития. Однако в хорошие для мира годы Россия демонстрирует довольно высокий рост, нехарактерный для развитых стран. Этот рост объясняется дополнительными поступлениями от продажи природных ресурсов.

К сожалению, Россия завершила и демографический, и экономический переход, так и не став достаточно богатой. То есть экономический переход завершен явно раньше времени.

Разумно было бы вернуться к первой, быстрой модели экономического роста, но этому мешает:
– стремление населения уже сейчас походить на развитые страны с высоким потреблением;
– «голландская болезнь» (завышение курса рубля из-за высокой доли экспорта природных ресурсов);
– нежелание перенастраивать экономическую модель со стороны экономического руководства страны.

Еще одно замечание. Совершенно не случайно общества с завершенным или почти завершенным демографическим и экономическим переходом обладают еще и развитыми демократическими системами. Именно развитие демократии, индивидуализма с высокой оценкой личности, безусловно, соответствуют новым реалиям и диктуют правительствам систему общества потребления, а не роста. Они выбирают те правительства, которые обеспечивают им лучшую жизнь уже сейчас, а не обещают что-то в будущем.

Как демографический переход привел к стабилизации населения развитых стран (причем без всяких мальтузианских «несчастий» — голода, войн, эпидемий), так и завершение экономического перехода привело к стабилизации уровня экономического развития в тех же развитых странах. Все. Теперь развитые страны обречены на длительный период почти не растущего развития с высокой долей безработицы.

Это действительно историческая веха, подводящая итог последним трем столетиям экономического роста на основе либеральной модели – капитализма или экономики, основанной на свободном выборе (называйте как хотите).

Причина проста до очевидности. Население развитых стран хочет слишком много потреблять. Оно разучилось сберегать и инвестировать и не видит смысла в дальнейшем экономическом росте, в отказе от сегодняшнего потребления ради завтрашних благ. Распространение индивидуализма также не способствует самоограничению ради большего потребления у своих детей.

Но продолжим эту логику. И сделаем следующий шаг. Простой — до невероятности — вывод. Кризис показал, что лидеры мира — развитые страны — уже достигли предела своего роста. И эти пределы определяются вовсе не ограниченностью природных ресурсов или экологической катастрофой. А внутренней логикой развития человечества. Как? Вот она простая, но столь невероятная причина:

потребности людей почти максимально удовлетворены, количественный рост человеку больше не нужен. Достигнутый уровень безопасности и экономического развития в развитых странах почти максимален.

Технический прогресс, как ни странно, ничего в этом не меняет. Просто с новыми изобретениями потребности начинают удовлетворяться еще лучше фактически за счет тех же ресурсов. В росте потребления ресурсов нет нужды.

Ну, посудите сами, долгое время развитие компьютеров основывалось на том, что за те же деньги вам предлагают лучший продукт. Революция нетбуков показала, что можно получить нужный вам продукт за гораздо, в разы меньшие деньги. И часть денег ушла на рынок смартфонов и цифровых плееров. То есть та же потребность человека стала удовлетворяться лучше несколькими специализированными устройствами, а не одним универсальным. При этом с экономией потраченных денег, а значит, и ресурсов. А вот другой пример, очень характерный. Развитие интернета почти не требует природных ресурсов. Это самая новейшая и самая нересурсоемкая отрасль экономики, эффективно удовлетворяющая человеческую потребность в познании мира и общении.

Суть в том, что не надо увеличивать уровень удовлетворения потребностей, уровень производства, технический прогресс достигается за счет структурных изменений в производстве при том же его уровне. Вот новая экономическая концепция: развитие без роста.

Кроме того, технический прогресс ведет к все более полному использованию источников возобновляемой энергии и материалов. Чем еще более снимает проблему ограниченности ресурсов.

Развивающиеся страны не находятся в кризисе. Они растут и будут продолжать расти — им есть куда тянуться. Образ общества потребления развитых стран — хороший стимул и раздражитель их экономического роста. А рост численности населения дополнительно мощно подталкивает — хочешь, не хочешь – рост их экономик. В результате с точки зрения географии мировой экономический рост будет носить в основном компенсирующий, выравнивающий характер. Лет через 30–50 экономический переход будет полностью завершен и стабилизация экономического роста станет характерной для всего мира.

Пределы роста человек устанавливает себе сам, а вовсе не ограниченные природные ресурсы или экологические и другие внешние проблемы. И в развитых странах человек достиг этих пределов. Именно в этом смысл современного кризиса и причина того, что он уже никогда не кончится. Что нынешнее неустойчивое и нестабильное состояние экономики развитых стран — это теперь будет их обычное, нормальное состояние. Период экономического роста кончился. Все новое теперь доступно за счет простого переструктурирования производства.

Преодоление этого внутреннего человеческого предела носит на сегодня фантастический характер — космос и заселение других звезд/планет, совершенствование человеческого организма и появление каких-то новых потребностей, мобилизация для преодоления какой-то очевидной глобальной катастрофы. В ближайшие лет 30–50 этого ждать не стоит.

Вот лозунги сегодняшнего дня:

- потребление и экономическое развитие без экономического роста (в развитых странах);
- догоняющий рост и переход к потреблению (в развивающихся).

Чем быстрее развитые страны поймут новую парадигму своего развития, тем лучше. Тем с меньшими издержками – экономическими, социальными, политическими – смогут к ней перейти.

Вот контуры новой экономической теории.

1. Нет смысла больше ставить во главу угла экономической политики темпы экономического роста. Они больше не показатель успеха для развитых стран. Улучшение структуры потребления — вот цель, и она может достигаться даже при экономическом спаде. Это радикально меняет всю экономическую теорию, применяемую сейчас для экономического управления.

Совершенно по-новому надо относиться теперь к кризисам. Это не досадный сбой в экономическом росте, а естественная переструктуризация экономики для лучшего удовлетворения потребностей. А экономический рост — это теперь случайное последствие структурных изменений в экономике, а не общая тенденция. Тенденция — стабильность уровня экономического развития.

2. Безработица теперь — не неспособность человека прокормить семью по экономическим причинам и не экономическая болезнь, от которой надо избавляться как можно быстрее. Нет. Безработный в развитых странах теперь человек, добровольно предпочитающий свободное время повышению уровня дохода. И имеющий на это право в пределах, предоставленных ему обществом (госбюджетом).

3. Инфляция приобрела резко выраженный структурный характер. Эмиссия денег кредитным путем — непосредственно на счета банков – вызывает инфляцию на рынках ликвидных активов и очень слабо отражается на других рынках. Эмиссия через госбюджет (прямо или опосредованно) — вызывает всплеск потребительской инфляции и не так сильно отражается на рынках ликвидных активов.

Но и то и другое — способы разогнать экономический рост. А это теперь перестало быть целью. Так что на повестке дня — классический монетаризм, стабильность денежной массы в стране. Отклонения от классической теории могут быть обусловлены чисто политическими причинами. Или техническими (изменения в скорости обращения денег).