Талеб управляет Эмпирикой из тайного офиса, который расположен где-то в лесах за Гринвичем, в штате Коннектикут. Его офис разме­ром с однокомнатную манхеттенскую квартиру. Талеб восседает в углу перед ноутбуком, окруженный своими подчиненными. На сте­нах почти ничего нет, кроме потрепанной афиши выставки древнегре­ческого искусства и небольшого портрета Карла Поппера, философа и ангела-хранителя компании Эмпирика Капитал.

Эмпирика преследует необычную стратегию вкладывания денег. Она занимается фьючерсными сделками или продажей опционов, то есть не самих ценных бумаг и акций, а ставок на ценные бумаги и акции.

Допустим, например, акция Gеnегаl Моtors стоит $ 50. Представьте, что вы крупный трейдер на Уолл Стрит. Трейдер по опционам дела­ет вам предложение: не захотите ли вы через три месяца купить пару акций Gеnегаl Моtors по $ 45 за штуку? Сколько бы вы заплатили зато, чтобы приобрести акции по такой цене? Вы знаете, что на протяже­нии трех месяцев курс акций редко когда падал на 10%, и, очевидно, трейдер хочет сбыть вам акции по $ 45, потому что их курс, скорее все­го, упадет ниже этого уровня. Вы соглашаетесь и просите за обяза­тельство купить акции по $ 45 (за опцион) относительно малую цену, скажем, 10 центов. И если вы уверены, что акции Gеnегаl Моtors на протяжении следующих трех месяцев, не упадут в цене, то по праву сможете получить десять центов чистого дохода.

Трейдер же делает ставку на менее реальное развертывание собы­тий, когда акция Gеnегаl Моtors значительно понизится в цене. Если это случится, его доход огромен. Если трейдер закупил у вас миллион опционов по десять центов за штуку, и акции Gеnегаl Моtors ;ог8 упадут до $ 35, он выкупит миллион акций по $ 35 и, обратившись к вам, заставит купить у него за $ 45. При этом он заработает себе сотни тысяч долларов и пустит вас по миру.

Исследуя то, как вели себя акции GМ, можно совершенно точно оп­ределить, каковы шансы того, что их стоимость опустится до $ 45 в сле­дующие три месяца, и можно ли на этом заработать. Этот принцип ле­жит в основе игры на фьючерсных сделках. Сам процесс во многом на­поминает действия страховых компаний по анализу статистических данных. Для подобного рода расчетов у каждого инвестиционного бан­ка есть в штате специальная команда из докторов наук, физиков из Рос­сии, группы специалистов по прикладной математике из Китая или программистов из Индии. На Уолл Стрит их называют "квантами".

Нассим Талеб и его группа помощников являются такими кванта­ми. Но они не приемлют идеологию квантов с Уолл Стрит, они увере­ны, что рынок ценных бумаг не может быть смоделирован, подобно статистике смертности. Физические феномены, будь то уровень смертности или шансы выиграть в игре в покер, определяются функ­цией с ограниченным количеством значений и ведут себя, как говорят статисты, в соответствии с графиком "нормального распределения" в виде перевернутой чашки. Но разве колебания стоимости акций мо­жет адекватно передать подобный график?

Экономист Юджин Фама, исследуя цены на рынке ценных бумаг, пришел к выводу, что если бы они изменялись по принципу "нормального распределения", рынок переживал бы значительные потрясения Лишь раз в семь тысяч лет. На самом деле подобного рода скачки на­блюдаются каждые три-четыре года, потому что действия инвесторов нельзя предугадать с помощью статистики. Они быстро меняют реше­ния. Они склонны поступать глупо. Они копируют действия своих кол­лег. Паникуют. Фама пришел к выводу, что если изобразить графичес­ки подъемы и падения на финансовом рынке, то кривая графика будет совершенно отличаться от кривой, которой бы традиционная статис­тика описала физические явления.

Летом 1997-го, Талеб высказал предположение что фонды, такие как Bon § Теrrn Сарital, ожидают серьезные испы­тания именно потому, что они не осознали идею особенности разви­тия событий на финансовом рынке. Только за год до этого Bon § Теrrn Сарital про­дал огромное количество опционов, потому что компьютерные модели развития рынка предполагали, что рынок успокоится. И что же случи­лось? Российское правительство обесценило облигации государствен­ного займа, рынки разбушевались, и Bon § Теrrn Сарital наступил конец.

Один из директоров , оправдывая финансовую политику фирмы, как-то говорил: "Каждый осенний вечер, возвращаясь домой, я вижу упавшие листья на земле. Это происходит согласно статисти­ческим законам, и я могу достаточно точно вычислить как будут падать листья. Но однажды по дороге домой я замечаю, что листья со­браны в кучу. Неужели это опровергает мою теорию относительно вы­числения траектории падения листьев? Конечно же, нет. Потому что в процесс вмешался человек". Другими словами, действия российско­го правительства могут быть охарактеризованы как нечто из ряда вон выходящее, что не поддается рациональному анализу. Но в этом-то и заключается вся суть: на рынках, в отличие от физического мира, действуют другие правила. Центральный банк имеет право обесце­нить облигации государственного займа.

Талеб любит цитировать британского философа Дэвида Юма: "Ни­какое количество белых лебедей не может быть достаточным основа­нием для вывода, что все лебеди белые. Но одного черного лебедя достаточно для того чтобы опровергнуть это положение". Из-за того, что никто из Bon § Теrrn Сарital никогда не видел черного лебедя в России, там пришли к заключению, что в России они не водятся.

Талеб построил философию продаж исключительно на существо­вании черных лебедей, на возможности некоего непредсказуемого случая, который перевернет рынок. Поэтому он никогда не продает опционы. Он их только покупает. Он никогда не потеряет деньги, если акции GМ неожиданно упадут в цене. Он никогда не сделает ставку на рост или спад на рынке. Это потребует от Талеба знания того, как функционирует рынок, а он этого не знает. Он не делает ставок на не­значительные изменения курса акций. Зачем? Если все недооценива­ют редкие явления, тогда опцион на акции GМ по цене, скажем, $ 40 не привлечет внимания. Поэтому Талеб скупает тоннами "опционы на понижение". Он скупает тысячи различных опционов, а если они по­нижаются в цене к тому времени, когда приходит их срок, он просто покупает еще.

Нассим Талеб не вкладывает деньги в акции ни для Эмпирики, не для себя лично. Покупать акции, в отличие от опционов, значит ри­сковать, надеясь, что будущее станет улучшенной версией прошлого. А кто может быть в этом уверен? Личный капитал Талеба и резервные миллионы Эмпирики в безопасности - они вложены в государствен­ные казначейские векселя. Немногие на Уолл Стрит скупают опционы в таких количествах. Но если на финансовом рынке случится нечто из ряда вон выходящее, если по причине некоего случая Уолл Стрит по­терпит крах, и акции GМ упадут до $ 20, Нассим Талеб не проведет ос­таток своих дней в захудалой квартирке в Афинах. Он сбережет свои миллионы.

Различие между двумя подходами стало заметно еще много лет на­зад - с началом противостояния между Нассимом Талебом и Виктором Нидерхоффером. Кумир Нидерхоффера - Френсис Гальтон, ученый, который жил в XIX столетии. Нидерхоффер назвал в его честь свою старшую дочь Гальт, а в библиотеке повесил портрет Гальтона в пол­ный рост. Гальтон был социологом, статистом, генетиком и метеороло­гом. Если именно он был вашим кумиром, вы верили в то, что путем сбора эмпирических данных, составляя графики, можно узнать все что угодно.

Кумиром же Талеба является Карл Поппер, который говорил, что нельзя быть уверенным в истинности утверждения. Единственное, в чем можно быть уверенным, так это в его ложности. Талеб называет своим учителем Нидерхоффера, хотя последний убежден в том, что Та­леб не воспринял его уроков. "Нассим - эмпирик, который не доверяет чувственным данным". Чему можно научиться из опыта, если вы ут­верждаете, что опыту нельзя доверять?

Сегодня Нидерхоффер делает деньги на фьючерс­ных сделках, продавая опционы, и зачастую именно у него покупает их Нассим Талеб. Если один из них за­рабатывает доллар, то этот доллар, наверняка, переко­чевал из кармана другого. Учитель и ученик стали охотником и дичью.

Много лет тому назад Нассим Талеб работал в инве­стиционном банке , где ему не давала покоя система работы трейдеров. Трейдер был обязан приходить каждое утро и продавать или поку­пать ценные бумаги. На основании того, сколько он за­работал для компании, ему предоставлялся денежный бонус. Если на протяжении нескольких недель ему не удавалось заработать, коллеги начинали на него косо поглядывать. А если это продолжалось на протяжении нескольких месяцев, его увольняли.

Трейдеры были высокообразованными людьми в дорогих костюмах. Они погружались в работу на бир­же с неистовой поспешностью. Они внимательно пере­читывали Strit и, собираясь вокруг телевизора.Правительство сделало так, премьер-министр Испании поступил так-то, -вспоминает Талеб. - Итальянский министр финансов обещает низкий уровень инфляции". Талеб не мог этого понять.

"Он всегда задумывался над тем, что он делает, - говорит Говард Савери, ассистент Талеба во французском банке , где они работа­ли в 80-х. - Он выводил трейдеров из себя. Трейдеры привыкли к точно­сти: "Продать 100 фьючерсов за 87". Нассим звонил по телефону и гово­рил: "Продавай". Его спрашивали: "Сколько?" Нассим отвечал: "Сколь­ко не жалко". Как-будто говоря: "Я не знаю сколько, я только знаю, что надо продавать". Поэтому начинались яростные споры на француз­ском, крик и гам. Затем все вместе шли обедать. Нассима и его коман­ду, казалось, не интересовало сколько ценных бумаг надо продать или купить. Когда все остальные изучали последние цифры на финансо­вом рынке, Нассим демонстративно выходил из комнаты".

В Эмпирике никто не читает Strit. Трейдеры не столь активны. Какие опционы покупать выбирает компьютер. Большинст­во этих опционов будут полезны только тогда, когда рынок сделает нео­жиданный поворот, а это, конечно же, случается не так часто. Поэтому работа Талеба и его команды заключается в том, чтобы ждать и думать.

Эмпирика изменила традиционную стратегию вкладывания де­нег. Мы с вами, следуя привычным путем вкладчика, имеем боль­шие шансы заработать небольшое количество денег на дивидендах, процентных ставках, или же спекулируя на общем подъеме финан­сового рынка. Но у нас почти нет шансов заработать большую сум­му денег в один день. Также существует небольшая, но вполне ре­альная, опасность того, что рынок потерпит крах, и вы потеряете деньги.

Мы принимаем подобную теорию распределения рисков, потому что интуитивно верим в ее истинность. В книге Канемана и Тверского по когнитивной психологии можно найти описание простого экспери­мента. Группу людей попросили представить, что у них есть $ 300. За­тем им предложили выбрать между (а) получить $ 100 и (б) бросить мо­нету, и при выигрыше получить $ 200. А в случае проигрыша не полу­чить ничего. Многие из нас, как выяснилось, предпочитают вариант (а) варианту (б).

Канеман и Тверский поставили второй эксперимент. Представьте себе, что у вас есть $ 500, и вам надо либо (с) отдать $ 100, либо (и) по­ставить на кон две сотни и бросить монету. При проигрыше вы теряе­те $ 200. И ничего не теряете, если выиграете. Большинство предпо­читают вариант (и), а не (с).

Самое интересное то, что варианты (а) и (с) с точки зрения возмож­ного выигрыша одинаковы. В каждом из них он составит $ 400. Не­смотря на это, они обладают разной степенью привлекательности. По­чему? Потому что человек с большим азартом хочет рисковать, когда речь идет о проигрыше, но с большим недоверием относится к риску, когда дело подходит к выигрышу. Поэтому нам нравится выигрывать каждый день понемножку, чем рисковать всем в одночасье.

Эмпирика же все время находится на грани незначительной, но целиком реальной возможности заработать огромные деньги в один день, без риска "лопнуть". Талеб осознает, что он на протяже­нии долгого времени будет понемногу терять деньги. Каждый доллар, 50, 10 центов - цены закупленных опционов. Многие из них будут по­трачены напрасно.

При исследовании компьютерных данных, которые характеризу­ют положение Эмпирики на рынке, каждый работник компании может назвать точную сумму, которую Эмпирика заработала или же потеряла в этот день. В 11:20, например, она смогла вернуть только 28 % денег, которые были вложены вчера в опционы. К 12:30 вернули 40 %, а это означает, что Эмпирике предстоит еще много работы, и она может по­терять несколько сотен тысяч долларов. Вчера ей удалось вернуть 85 % вложенных денег, еще раньше - 48 %, до этого - 65 %. Кстати, с позапро­шлой весны Эмпирика то и дело теряла деньги, если не считать не­скольких случаев, когда рынки возобновились после 11 сентября.

"Мы никогда не лопнем, мы можем только умереть от потери кро­ви", - говорит Талеб. Но ведь медленная мучительная смерть, беско­нечное переживание потерь - это именно то, чего хочет избежать каж­дый человек.

"К примеру, кто-то зарабатывает деньги на русских облигациях, -говорит один из помощников Талеба. - У него каждый день стабиль­ный доход. Но однажды, как гром среди ясного неба, он теряет в пять раз больше, чем он заработал. Все же 364 дня из 365 дней в году он счастливо зарабатывал деньги. Намного труднее быть тем, кто на про­тяжении 364 дней в году теряет деньги. Начинаешь задавать себе во­просы. Удастся ли мне вернуть вклады? Может быть, я ошибаюсь? А если я не доживу? Вдруг я сойду с ума?".

Традиционный трейдер вместе с небольшими ежедневными де­нежными бонусами получает другой стимул - иллюзию прогресса. В Эмпирике этого нет. "Это похоже на обучение игре на пианино. Вы учитесь на протяжении десяти лет, но не можете усвоить даже гам­мы, - говорит Марк Спицнагель, трейдер Талеба. - Единственное, на что вы надеетесь, так это на то, что однажды вы проснетесь и заиг­раете как Рахманинов".

Было ли легко для команды Эмпирики осознавать, что пока Вик­тор Нидерхоффер - человек, который символизировал неправильный подход к зарабатыванию денег, - обогащался, они медленно, но пра­вильно истекали кровью?

Конечно же, нет. Но внимательно наблюдая за Нассимом Талебом, можно было заметить каким образом бесконечный спад дает о себе знать. Он стал верить в приметы. Если компании везет, он паркуется в одном и том же самом месте.

Есть еще нечто, что может помочь объяснить поведение Талеба. Это случилось за год до визита к Нидерхофферу. Нассим Талеб работал трейдером на Чикагской товарной бирже. Там-то он и сорвал себе гор­ло. Сначала он не обращал на это внимания - в профессии трейдера голосовые связки страдают первыми. В конце концов по возвращении в Нью-Йорк Нассим обратился к врачу. Врач мрачно сказал: "Я полу­чил результаты. Все не так уж плохо".

Но было плохо: у Нассима обнаружили рак горла. Ошарашенный, он вышел из кабинета. Рак горла обычно появлялся у заядлых куриль­щиков. В то время Талеб был молод и редко курил. Риск получить рак горла невероятно мал и составлял один из ста тысяч. Он оказался чер­ным лебедем.

Сейчас болезнь побеждена. Она оставила после себя еще одну тайну Нассима Талеба: однажды побывав черным лебедем - один на один со смертью - намного легче распознать приближение другого черного лебе­дя.

27 октября 1997 года финансовые котировки упали на 8%. И все, кто покупал опционы у Нидерхоффера, сразу обратились к нему с тре­бованием скупать акции по ценам до крушения рынка. Он выплатил $ 130 млн-весь свой резервный фонд, свои сбережения, акции. Акогда его брокер пришел просить еще, у Нидерхоффера ничего не осталось.

В один день самый успешный хеджинговый фонд Америки потер­пел крах. Нидерхофферу пришлось закрыть компанию. Он заложил дом. Ему пришлось одолжить денег у собственных детей. Он обратил­ся к аукциону , чтобы продать свою великолепную коллек­цию серебра. На аукцион он не пришел. Он не смог этого перенести.

"Более кошмарной может быть только смерть близких людей", -сказал недавно Виктор Нидерхоффер. - Я подвел друзей. Я погубил свою компанию. Я был одним из крупнейших финансистов. Теперь мне надо начинать с нуля".

За месяц до своего краха Нидерхоффер обедал с Талебом в рестра-не в Вестпорте и рассказывал, как он продает голые опционы, так как считает, что шансы крушения рынка настолько малы, что ими можно пренебречь. Талеб слушал это, качал головой и думал о черном лебеде.

Талеб не хотел походить на Нидерхоффера, когда тот находился в пике своей славы - он не завидовал коллекции серебра, огромному до­му и дружбе с Джорджем Соросом. Он понимал, к чему это может приве­сти. Он представлял, как Нидерхоффер просит денег у своих детей, про­дает серебро, с горечью говорит о том, что подвел своих друзей, и не был уверен в том, что он сам сможет такое пережить. В отличие от Нидер­хоффера он не верил в свою несокрушимость. У Талеба не оставалось другого выхода, кроме как принимать меры безопасности против краха.

Эти действия, конечно же, не требуют героических усилий. Они, скорее, напоминают о буднях усидчивого бухгалтера или учителя младших классов. Но истина заключается в том, что нас привлекает фигура Нидерхоффера, потому что в глубине души мы все на него по­хожи. Риск у нас ассоциируется с опасностью. И желание выкараб­каться из ямы, в которую нас повергла катастрофа, мы считаем смело­стью. Но тут мы ошибаемся. В этом заключается урок, который препо­дал нам Нассим Талеб и Виктор Нидерхоффер. Это урок нашего неста­бильного времени. Больше смелости и усилий требует неподчинение естественным человеческим инстинктам, подготавливая человека к непредсказуемому.

Позапрошлой осенью Нидерхоффер продал огромное количество опционов, надеясь, что рынок будет оставаться стабильным. Но, отку­да ни возьмись, два самолета врезались в здания Всемирного торгово­го центра. "Я был раздавлен, - Виктор Нидерхоффер качает головой, потому что он никак не мог предвидеть события 11 сентября. - Это случилось совершенно неожиданно".